Перешагнув порог ванной, вскрикнула, врезавшись в твердый торс. Большие ладони легли мне на талию. Закрыв ногой дверь, Башир прижал меня к дереву, проводя рукой по боку вверх, дойдя до груди и обхватывая ее через материю платья. Я замерла, чувствуя, как сердце ухнуло куда-то вниз. Он прижимался ко мне так плотно, что я чувствовала его повсюду. Внезапно запах парфюма, казавшегося еще вчера притягательным, стал удушать. Приторная перечная сладость щекотала ноздри, обволакивая горло. Мне нужен был глоток свежего воздуха, но его напрочь вытеснила эта сиропная вонь. Настойчивые пальцы сжимали грудь, жадно впиваясь в плоть. Шею обдало горячим дыханием, перед тем как на нее обрушились влажные поцелуи. Застигнутая врасплох, не могла даже крикнуть от шока. Звук застрял где-то в горле, смешавшись с тошнотворным запахом мужских духов. Подняла руки, упершись ладонями ему в грудь и попытавшись оттолкнуть от себя. Твердый, словно камень, он будто бы и не заметил моих попыток сопротивления, принявшись еще настойчивее блуждать руками по моему телу. От каждого его прикосновения невидимый кулак в животе сжимал кишечник, переворачивая все его содержимое, а поцелуи, медленно поднимающиеся к лицу, напоминали слизней, скользящих по коже и оставляющих после себя слюнявую дорожку.

Башир начал задирать подол платья, и я почувствовала его руку на обнаженной ноге. В висках застучало, и все тело напряглось. Я решительнее пыталась оттолкнуть от себя мужа.

— Башир, — продолжала отпихивать его от себя, — Башир, мне нельзя.

Но он не слышал меня, продолжая лезть рукой все дальше под юбку, жадно сминая мои бедра.

— Башир, я не могу сегодня заняться с тобой любовью, — проговорила громче в надежде быть услышанной.

— Прекрати. Ты же не девственница, чтобы играть эту роль, — промямлил он между поцелуями, приближаясь к моим губам.

Он накинулся на мой рот своим, вторгаясь в него и шевеля в нем языком, словно змей. Казалось, еще немного — и он меня задушит, продолжив попытки залезть в мою глотку. Возможно, это длилось всего лишь несколько секунд, но мне показалось, что целую вечность. Резко переключив свое внимание на шею, позволил мне вновь вдохнуть.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Мы не можем сегодня, — не оставляла попыток остановить его порыв страсти.

В ответ на мои слова он приподнял меня, отрывая от двери ванной и швыряя на кровать. Вскрикнув, я попятилась по матрасу к изголовью. Увидев в его глазах чистую похоть, поняла, что человека с таким взглядом вряд ли прервет какое-то незначительное неудобство в виде грязных простыней, но все еще надеялась отложить неизбежное.

Кровать прогнулась под весом мужчины, когда я уперлась спиной в изголовье. Пламя во взгляде Башира разгоралось сильнее, словно мои страх и сопротивление были для него дополнительным топливом. Не знаю, что именно он видел во мне, но это определенно завело его до той степени, когда ты не видишь и не слышишь ничего вокруг, следуя зову плоти.

— Нет, — помотала я головой в отчаянии, когда он схватил меня за лодыжку и потащил к себе.

Я понимала, что не имею права сопротивляться и тем более отбиваться. Всё это серьёзно могло осложнить мне жизнь и соответственно помешать моей главной цели. Глупо, конечно, с моей стороны пытаться оттягивать то, что в конечном итоге все равно произойдёт. Но что бы там ни твердил мне разум, надежда на чудо оказалась сильнее. Мне нужен был хотя бы один дополнительный день, чтобы распрощаться с прикосновениями Жёлтого, горящими на моей коже и выжженными на сердце.

— Башир, нет, — беспомощно твердила, — не сегодня.

Мужчина не прерывал зрительного контакта со мной, и не произносил ни слова. Удерживая меня за щиколотки он коснулся края трусиков, потянув вниз, стягивая их с ног. Говорить что-то теперь не представляло смысла. Либо он все увидит сам, и это остановит его, либо уличит меня в обмане. Затаив дыхание, я дождалась того, что последует далее.

Как только моё белье оказалось в руке Башира, не собираясь упускать последний шанс, я выкрикнула:

— У меня идёт кровь, Башир!

Темные, остекленевшие глаза впились в меня, и на мгновение мне показалось, что он полностью перестал понимать русский язык. Мужчина посмотрел на трусики у него в руках и тут же брезгливо откинул их в сторону, сморщившись и выругавшись на арабском. Он отпрянул от меня, словно от какой-то мерзости. Я сдвинула ноги, подтягивая колени к груди. Башир вскочил на ноги, тяжело дыша, окидывая меня взглядом, наполненным ненавистью. Боясь пошевелиться, я дожидалась его реакции, не зная, как он поступит дальше. Супруг пребывал в настоящей ярости, тому свидетельствовала пульсирующая на лбу вена.

— Нечистая! — наконец произнес он на русском языке, оскалившись. — Как ты вообще могла допустить, чтобы я прикасался к тебе, когда ты такая, — скривил губы, произнося последнее слово.

И снова на его лице появилось то самое выражение, передающее все презрение и отвращение, на которое способен человек.

— Ведьма! Посмела выйти замуж грязной!

— Так не должно было случиться! — принялась защищаться, не желая и дальше выслушивать оскорбления. — Порой цикл сбивается при смене часовых поясов.

— Заткнись, нечистая! — прошипел сквозь зубы, и у меня кожа покрылась мурашками от того, сколько злости прозвучало в этих словах.

— Башир, прости меня! — придвинулась к краю кровати, стараясь хоть как-то успокоить мужа. — Мы же сможем сделать это когда перестанет идти кровь. Ведь у нас теперь целая жизнь, чтобы делить вместе ложе.

В несколько широких шагов он оказался напротив меня.

— Заткнись! — взвился он, отводя правую руку к левому плечу и ударяя меня по лицу наотмашь. Глухой звук разлетелся по комнате, и я упала навзничь на кровать.

Тупая боль пронзила скулу, выбивая из меня, словно монетки из копилки, ложные картинки с идеальным образом Башира. Схватившись за ушибленное место, я медленно поднялась, усаживаясь, посмотрев на обидчика, за которого добровольно вышла замуж. Его взгляд не смягчился, в нем не было даже намека на сожаление или тем более сочувствие. Абсолютная уверенность в собственной правоте давала ему право на вседозволенность в дальнейших действиях. Он мог сделать со мной все что угодно, а мне оставалось лишь уповать на его благоразумие. По иронии судьбы, первым словом, что мне приходило на ум, когда я думала о нем во время приготовлений к поездке, было — благоразумный. И я до конца верила, что хотя бы это не окажется в нем фальшью.