Я был несколько раздосадован ее реакцией, но с учетом трудностей перевода, дал ей фору. Не каждый раз ей предлагают уехать. Ну на Краби возможно, но в Россию? Нет, ребята, тут я точно первый у нее.

Вспомнив про железобетонный аргумент, я кинулся в прихожую, достал из сумки футляр с кольцом и так же стремительно вернулся назад к большой двуспальной кровати. Спрятал кольцо под подушку в надежде, что финальный удар я нанесу уже после того, как все случится. Или подарить сейчас? Чтобы она не думала, что я такой же как все. Так размышлял я, пока из ванной не выпорхнула миниатюрная статуэтка, обернутая в большое белое полотенце. От этого ее светлые волосы казались еще более светлыми, и вообще создавалось ощущение нереальности. Она аккуратно скользнула в кровать, не придав этому движению ни грамма сексуальности. И окончательно тем самым вскружив мне, вместе с шампанским, голову. Я кинулся в душ…

* * *

…Лежа в кровати сразу после секса, я готов видеть в лежащей рядом женщине кого угодно, только не предмет обожания или даже банального желания. Чувство вины, разочарования, страха, злобы, самоедства, простого беспокойства… Чего угодно, но не блаженство и негу. Так было всегда. Но не в этот раз. Кончики пальцев еще ощущали невероятную гладкость шелковой кожи, ее аромат еще пьянил, в закрытых глазах словно отпечатался ее взгляд, удивительной глубины.

Сам секс был ужасным. Скомканным, неуклюжим и каким-то примитивным. Не было гармоничного единения двух душ и тел в первобытном танце страсти и любви. Отчасти я был несказанно этому рад. Мне казалось, что посредственный секс может доказать мои глубокие чувства к ней, основанные на сотканной наспех невесомой и невидимой материи чувств.

Мои ожидания оправдались. Обессиленный, скорее от эмоций этого вечера, чем от физических усилий, я повернулся к Пу и потянул ее к себе. Беспрекословно подчиняясь, она, тем не менее, очень аккуратно и незаметно успела положить между нашими телами тонкое одеяло, которое я даже не сразу почувствовал. Запустив руку под подушку, я решил, что время последней атаки наступило. Час ночи. Надо еще обо многом поговорить. Теперь все формальности соблюдены, и Сорок пятая должна, по всем законам женского поведения, преодолеть барьер смущения и неловкости.

– Пу, – прошептал я в ушко лежащей рядом мечты, – посмотри, это тебе.

Я не стал раскрывать футляр, и уж тем более вставать на колено. Во-первых, я был голый, и сама мысль о голом мужчине, стоящем на колене с протянутой рукой, должна была вызывать у любой женщины чувство презрения и собственного превосходства. Даже если в протянутой руке кольцо. А во-вторых, я уже понял, что Пу правильно воспитана, и мужчина в ее представлении не должен опускаться на колени. Мужчина не должен был опускаться в ее глазах даже на одно колено.

– О нет, не надо, – вдруг с каким-то странным придыханием запричитала она.

– Почему? Это тебе подарок, это просто кольцо, – мгновенного и ожидаемого эффекта на Пу мой поступок не произвел, – послушай, ты мне очень нравишься, и я хочу, чтобы оно было у тебя.

Пу несколько секунд не двигалась, пытаясь, видимо, притвориться неодушевленной. Потом осторожно взяла футляр и, не открывая, положила его на тумбочку.

– Может откроешь и посмотришь? – Мне было одновременно и смешно и немного обидно. Но Пу неожиданно привстала на кровати, прикрывая маленькую упругую грудь одеялом.

– Извини, можно я пойду домой?

– Домой? – Пришла моя очередь удивляться. – Подожди, у нас же лонгтайм. – Я тут же вспомнил про «оплаченное» время и решил, что так проще достучаться до ее сердца.

– Да, но, мистер, у меня дома плачет ребенок, папа дома один. Можно я поеду?

Папа. Ребенок. Плачет. Один.

Эти слова гулко отдавались в моем черепе. Стандартная схема. Ничего нового. Хотелось сразу закричать туда, в свой череп: «Предупреждали же! Думал будет по-другому?» Моя мечта стремительно исчезала. Все картинки будущих встреч с друзьями сгорали в невидимом пламени.

Так, наверное, чувствует себя человек, проверяющий в лотерее выпавшие семь номеров. Постепенно, не торопясь, он отодвигает ладонь на одну цифру и с возрастающим волнением видит, что цифры именно те самые, которые он загадал неделю назад. Осталось три, две, одна… Все совпали! Все до одной! Уже перехватило дыхание. Уже отпустило. Человек аккуратно перепроверяет себя еще раз и дрожащим голосом зовет домашних. И вот они уже рядом и недоуменно ждут. Человек набирает полную грудь воздуха, чтобы тихо так сказать: «Ребята, у меня совпали все СЕМЬ цифр», он даже начинает набирать воздух в легкие, как глаз вдруг предательски утыкается в графу «серия билета». И он понимает, что серия не та. А воздух уже в легких. А домашние уже ждут. И недоумевают. И легкие тоже удивлены и ждут развязки. А человека уже нет. Он растворен в этой несправедливости. И ему хочется просто исчезнуть…

Вот теперь я правильно объяснил свои чувства. Ведь дело было не в том, что у нее папа или ребенок. С этим можно было жить. Но то, что всё это время она терпеливо работала, думая только о том, чтобы поскорее уйти, разорвало мою систему координат.

Откинувшись на подушку, я закрыл глаза. Нет, слез там не было. Я почувствовал облегчение. Да, да, именно облегчение. Словно какая-то сковывающая разум пелена слетела, и мир стал прежним. Прожжённым и циничным.

– Мистер, можно я пойду домой? Ребенок плачет.

– Нет, Пу. Извини. Я заплатил за всю ночь, поэтому до восьми утра ты останешься тут. – Даже не открывая глаз, я возрождался от сна. И мне решительно это нравилось.

– Окей, мистер. Может, еще раз и потом я пойду? – Она фальшиво прильнула к моей груди, и я вновь почувствовал шелковистость ее кожи.

– Нет, Пу, ты уйдешь в восемь утра, окей?

– Окей, мистер.

Она легла и уставилась в телевизор, радостно рассказывающий про автоаварии в Бангкоке и связанные с этим пробки.

«Абиит, эксцэ́ссит, эва́ зит, эру́ пит», – сказал Цицерон. Убежал, спрятался, спасся, скрылся. Прямо вот в самую точку. Как со мной это могло произойти? Я, разумный, с достаточной долей скепсиса, современный, не побоюсь этого слова, метросексуал, оказался втянутым в какой-то удивительный фантасмагорический сценарий, да еще и написанный собственноручно! И ведь вылечился я не сам. А только благодаря ей. Чистой, откровенной и абсолютно честной Пу. Моей Сорок пятой.

Лечение, мастерски проведенное девушкой, надо было закрепить, чтобы не попасть еще раз в тот же поставленный самим собой капкан. Но как? Как предотвратить рецидив?

Я повернулся к Пу, тихо и покорно ожидающей конца смены. Обняв за голову, я притянул ее к себе…