«Кто ты?»

«Я — даритель даров».

«Кто ты?» — в третий раз спросил Аллен, внимательно глядя в красивые, очень светлые глаза, блестящие из-под капюшона.

«Когда я жил и был велик, я носил другое имя, и на мою долю выпало много страданий. Я потерял все, что любил. И после мне было дано право приходить к тем, чье безвинное страдание подобно моему, и утешать их дарами. Поэтому теперь я — даритель даров».

Даритель вытянул вперед правую руку, и Аллен увидел в его пальцах маленькую золотую монетку. Он ловко крутанул ее, и монетка легко завертелась, превращаясь будто бы в прозрачный золотой шарик. Пальцы у него были длинные, белые и очень ловкие.

«Смотри, безвинно страдающий, я могу утешить тебя. Выбирай любой дар, но только один. Только один».

«Значит, я могу попросить… о любой вещи?» — с замиранием сердца спросил Аллен, поднимаясь на ноги и вглядываясь в золотистую сферу, вращавшуюся теперь перед самым его лицом.

«О любой вещи. И не только вещи. Но только об одной. Чего бы ты хотел? Может быть, вдохновения? Ты станешь гением, и любой ум склонится перед силой твоего таланта».

Монетка в его руке, не переставая вращаться, превратилась в искрящийся лавровый венок, венчающий кубок славы. Через мгновение видение сменилось другим.

«Или, может быть, покоя? Блаженного покоя и богатства, позволяющего не думать ни о чем?»

Монетка превратилась в сверкающий драгоценный камень — гелиодор, разбрызгивающий длинные лучи.

«Думай, друг мой. Чего еще? Радость? Любовь? А может быть… Святой Грааль?»

Поменяв образы искрящегося солнца, розы (к которой, вздрогнув, Аллен невольно потянулся), золотой сквозной шарик стал Чашей. Чаша была из серебра и напоминала церковный потир на короткой подставке, сосуд чистого, светящегося металла. Над Чашей нежным облаком вставал и переливался живой свет. Казалось, она растет и приближается к лицу Аллена, и он, замерев в благоговейной радости, протянул к ней дрогнувшую руку — но иная мысль затуманила его разум, и он отшатнулся. Чаша исчезла, в пальцах Дарителя снова заплясал золотой кружок.

«Верни мне моего брата, Даритель. Верни Роберта».

В маленькой сфере — Аллен чуть не вскрикнул — появилась человеческая фигурка. Это был Роберт, он стоял неподвижно, с опущенным лицом и руками, повисшими как плети. Русые волосы, свешиваясь, скрывали взгляд.

«Этого ты хочешь?»

«Да. Верни мне моего брата. Я хочу только этого».

«А как же твой путь? Ты обещал. Ты еще можешь все изменить».

«Я не хочу. Ничего не хочу. Мне нужен мой брат».

«Ты сказал».

Даритель одним движением пальцев остановил вращение золотой сферы и сжал ее в кулаке. Аллен протянул ему руку ладонью вверх, и Даритель накрыл его руку своей. Приняв холодный дар, легший в самую середину ладони, Аллен почувствовал его легкое шевеление, будто монетка ожила. Он дернул руку к себе и взглянул. По ладони, шевеля щекочущими лапками, ползла большая зеленая муха с короткими слипшимися крыльями.

С раннего детства Аллен более всего ненавидел мух. Он испытывал к ним то инстинктивное непередаваемое отвращение, которое многие женщины чувствуют к мышам. Худшей мукой для него было бы ощутить прикосновение шести холодных лапок — под такой пыткой он, наверное, выдал бы любую военную тайну. Вот и сейчас, вскрикнув от неожиданности и отвращения, он резко стряхнул насекомое на землю — даже показалось, что он услышал, как оно жирно шлепнулось оземь, не успев взлететь.

Аллен проснулся и лежал на спине с сильно колотящимся сердцем. Проспал он, кажется, часа два; небо уже светлело, звезды меж ветвей стали бледными. Ничего себе, он вчера даже не снял ботинки… В душе было тихо и совсем пусто, как в комнате, житель которой недавно умер. Аллен тихо, стараясь не разбудить друзей, прижавшихся друг к другу в своих спальниках, встал и подошел к реке.

Он перешел бурный поток по камешкам и на другом берегу встал коленями на замшелый мокрый валун.

Он посмотрел в светлеющее предутреннее небо, небо самой короткой ночи в году.

«Господи, прости меня. Теперь я вижу, что во всем был не прав. Я отказываюсь. Я более не искатель Грааля. Я просто кусок дерьма, маленький вонючий кусок дерьма. Но это не важно, Господи. Пожалуйста, только верни мне Роберта, верни мне моего брата. Я Тебя больше никогда ни о чем не попрошу. Дай мне только это».

Аллен встал с колен, намокших от пропитанного влагой мха, и внезапно почувствовал себя очень грязным. Дрожа от утреннего холода, он снял ботинки, потом штаны и куртку. Под курткой оказалась белая шелковая рубашка с гербом на груди. Аллен снял ее через голову и долго смотрел на три серебряные полосы через алое поле, алое, как кровь на камнях, как розы его снов. Он прижался к гербу губами и постаял так, нагой и худющий, на холодной земле, а потом оторвал рубашку от лица, скомкал и бросил в поток. Река, не прерывая своей бурливой песни, подхватила комок белого шелка и уволокла в пенный водоворот. Аллен вошел в ледяную воду, так что кожа его моментально покрылась мурашками, и омыл себя.

Из воды он вышел, как выходят дети из утробы матери, как иные выходят из купели крещения. Только для него это было крещение наоборот, ибо там он не обрел, но потерял все, что до этого называл собой. Сильно дрожа и с трудом попадая ногой в штанину, Аллен оделся, тщательно завязал шнурки на ботинках. Пригладил руками мокрые, темные от воды волосы. Посмотрел на другой берег, на спящих друзей, похожих в спальниках на закуклившихся гусениц. Вон — Клара и Мария тесно прижались друг к другу. Вон — Йосеф с белеющей замотанной рукой. Вон — Гай, с головой залезший в свой потрепанный ватный спальник.

Птицы уже начинали свои утренние песни, и небо почти совсем побелело. Аллен перешел реку подальше от лагеря и направился вниз по течению тем путем, который дважды проделал вчера. Идти ему было легко — при свете и без поклажи, и поднявшийся утренний ветер, ударяясь в его голую под курткой грудь, казалось, продувал сквозь нее.

Ночь 21–22 июня

…Пусть я увижу их. Нормальные человеческие лица, мама, братик, Лара, тетя Елена. Друзья. Пусть я буду видеть их, а не эти звериные меняющиеся морды, пока все не кончится. Пока все не кончится. Господь Бог, прости меня за все, что я делал не так, и дай мне сил умереть правильно. Пока все не кончится, Господи.

А что, пожалуй, для ребят был изрядный сюрприз, да и праздник у них не удался? Кого они ожидали встретить в ночном лесу, какого подарка ожидали от своего покровителя? Захудалого туриста, сына лесника или заблудившуюся старушку? Хорошо еще, эти дураки не успели понять, что Йосеф — священник. Прежде чем приносить кого-нибудь в жертву, о дорогие сэры, служащие Нижним, мой вам совет — посмотрите в его личную карту. Вы можете найти там много интересного, например, рыцарское звание. Прости, Господи, меня и этих идиотов, которые не ведают, что творят. Мне им уже не объяснить.