– Вы боялись, – сказал профессор, – того, что он может сделать в материальном плане. Думали, что он способен восстановить беспроводную связь в одночасье. Я так не думал. Это невозможно даже для марсианина. Мы знаем, какие вещества у него есть – их немного, и ничто, кроме трансмутации, не даст ему того, что ему нужно. А трансмутация не в его власти – все средства, которыми он может управлять, для этого не подойдут. Я не думал, что даже он сможет сделать это за одну ночь в таких обстоятельствах.

– Вы правы, – согласился Андерсон. – Преуспеть при таких ограничениях немыслимо.

– Однако вы упустили главное ограничение, – заметил профессор.

– Что? Главное ограничение? – не понял его доктор.

– ВРЕМЯ! ЕСЛИ ОН и добьется успеха, то только благодаря тому, что у него будет слишком много времени. Все зависит от того, сумеем ли мы убедить наших собратьев в грозящей опасности, пока еще не поздно. Но именно в психическом плане я боюсь его больше всего. Если он сможет снова атаковать людей оттуда, он победит. Мы бессильны нанести ответный удар. До сих пор мы спасались только благодаря череде чудес.

– Нам действительно очень повезло, – кивнул Андерсон.

– И все же запомните, – сказал профессор. – Хотя он каждый раз упускает свою цель из-за какой-то узкой случайности, он каждый раз что-то выигрывает. Во-первых, когда Макрей в первый раз был в гипнотической связи с венерианцем и беседовал с ним, марсианин дотянулся до него каким-то непостижимым образом и почти схватил свою жертву. И хотя Макрей вырвался из-под его влияния, марсианин успел отдать ему приказ, который послужил своей цели позже. Во-вторых, когда он действительно схватил Макрея, только чтобы встретиться с венерианцем, он, сделав, казалось бы, невозможное, столкнулся лицом к лицу со мной. И здесь, хотя он проиграл просто из-за физического обморока Макрея, он выиграл гораздо больше. Он заполучил остров, а мы были оттуда изгнаны. Теперь у него, наконец, есть место, где с ним будет трудно иметь дело. Еще одна такая неудача, и наша гибель будет неизбежна.

Через несколько минут после того, как смолк грохот орудий, капитан Эверед спустился вниз, не отдав ожидаемых приказов. И почти сразу же профессору Раджу сообщили, что его ждут в капитанской каюте.

– Я сделал то, что сделал, потому что считаю, что этого требовали обстоятельства, – заявил капитан. – Я не утверждаю, что это было легко. Если бы мне пришлось иметь дело с врагом – как бы это назвать? – более очевидным и я получал бы выстрел за выстрелом в ответ, я был бы вполне доволен. Но это совсем другое дело.

– Я поздравляю вас с тем, что вы сделали нечто более прекрасное, – сказал профессор Радж. – Вы рисковали всем ради того, что считали своим долгом.

Если мы преуспеем в борьбе с нашим ужасным врагом, человечество будет обязано своим спасением и благодарностью вам.

– Во всяком случае, – ответил Эверед, – один шаг за пределы прецедента требует другого. Я хочу, чтобы вы одобрили то, что я сейчас предлагаю. Сделав то, что наверняка закончится военным трибуналом, я хочу добраться до ближайшей точки, откуда смогу доложить об этом. Есть ли у вас какие-нибудь возражения против этого?

– Я думал об этом вчера вечером, – сказал Стэнли, – пока мы ждали рассвета. Я знал, чего вы захотите, но будет лучше, если вы останетесь здесь.

– Мой поступок, – сказал капитан Эверед, – был совершен во многом из-за моей веры в вас. Я не вижу, что еще могу сделать здесь в настоящее время, но в делах такого рода я признаю, что вы лучший судья.

– Я рассуждал так, – сказал профессор. – Как только в Адмиралтействе обнаружат, что станция X по какой-то неизвестной причине отрезана и что нет никаких известий о «Сагитте», они пошлют крейсер, ближайший из доступных, чтобы узнать, в чем дело, то есть прямо на станцию X.

– Клянусь лордом Гарри, да! – воскликнул Эверед. – Но вы понимаете, к чему это приведет?

– К необходимости принятия нами ответных мер, – сказал Радж.

– Другими словами, – сказал капитан, – к необходимости дождаться прибытия этого корабля и помешать ему, если это возможно, в том числе и применив физическую силу, если это будет необходимо, выполнить свою миссию. Мятеж в чистом виде!

Радж поколебался, прежде чем ответить. Ему показалось, что в голосе Эвереда послышались нотки нерешительности, и ученый признался себе, что это было бы ужасное положение для капитана. Поэтому он решил по возможности не говорить пока о таком варианте развития событий. Хотя со своей стороны Стэнли считал, что было бы в тысячу раз более оправданно потопить весь флот, если бы только таким способом можно было добиться победы над этим смертельным врагом Земли. Он ни на минуту не мог забыть, что судьба всего мира висит на волоске.

– Если мы встретим корабль на значительном расстоянии от острова, то сможем отговорить его командира от связи со станцией, – сказал он капитану. – Это дает нам по крайней мере шанс, который, уйдя сейчас, мы потеряем. И мы не можем позволить себе упустить ни одного шанса, Эверед! Что же касается того, что делать, если командир крейсера не поддастся разуму, то у нас будет еще возможность обсудить это. Нам не нужно принимать решение в данный момент.

– Очень хорошо, – сказал, наконец, капитан. – Да будет так!

Радж вздохнул с облегчением.

– Слава богу! – пробормотал он.

НА СЛЕДУЮЩЕЕ УТРО после разговора с профессором Раджем мистер Мэнсфилд проснулся раньше обычного. Он провел тяжелую бессонную ночь – не мог отогнать мысли о тайне станции X. Первый лорд Адмиралтейства пытался убедить себя, что тревога, которую он испытывал, была вызвана необъяснимым молчанием станции, не говоря уже о том, что рассказал ему Стэнли Радж. Он пытался убедить себя, что высказывания ученого были слишком экстравагантны, чтобы их можно было принять на веру.

Давно привыкший слушать экстравагантные заявления, как в Адмиралтействе, так и в других местах, он знал, что они могут иметь определенную силу в данный момент, благодаря красноречию, с которым их высказывают. Однако их эффект не был бы столь сильным, если бы повествование не увлекло слушателя в данный момент. Позже эффект постепенно исчезал – но теперь этого не произошло.

Что же тогда было особенного в рассказе профессора, что заставило его так навязчиво вторгнуться в мысли Мэнсфилда? Дело было не в недостатке экстравагантности, сказал он себе. Почему же рассказ преследовал его всю ночь?

Как ни странно, чем больше первый лорд думал об этой истории, тем менее экстравагантной она ему казалась. И тем больше она его тревожила. До него начало доходить, что то, что он назвал экстравагантным, было бы правильнее определить как беспрецедентное, и что это было совсем не одно и то же.

В течение долгих ночных часов мистер Мэнсфилд продвигался к истине. Однако он не продвинулся достаточно далеко, чтобы быть готовым признать ее. Но утром у него была назначена встреча с первым морским лордом Адмиралтейства, и он попросил сэра Джона Саркби, министра внутренних дел и своего самого близкого друга в кабинете министров, также присутствовать на ней.