Словно часовой на посту.

В десяти ярдах позади него на земле что-то лежало.

Мы прошли примерно пятьдесят ярдов по вязкой земле. В воздухе уже лениво кружились три грифа, ожидавших, когда мы уйдем. Вдалеке справа я увидел строй деревьев, местами густой, но в целом редкий. Сквозь редкую часть древесных зарослей я рассмотрел проволочное заграждение. Видимо, северо-западная граница Келхэма. Левая оконечность этой обширной площади была реквизирована Министерством обороны пятьдесят лет назад. А недавно надежному установщику заграждений хорошо заплатили за то, чтобы небольшой кусок этого участка он тоже обнес заграждением.

На полпути до того места, где стоял Пеллегрино, я рассмотрел то, что лежало позади него. Спина, обращенная ко мне. Короткая коричневая куртка. Мне показалось, что у человека черные волосы и белая кожа. Труп, вне всякого сомнения. Абсолютная неподвижность недавно умершего человека. Расслабленное положение, невозможное для живого. Ошибаться я не мог.

Деверо не остановилась, чтобы выслушать устный доклад и быстро прошла вперед. Перед тем как подойти к трупу, она сделала большой круг, после чего приблизилась к телу с дальней стороны. Я остановился в пяти ярдах от тела, не решаясь подходить ближе. Это ее дело. Никакой демократии.

Она приближалась к трупу мелкими шагами, медленно и осторожно, при этом тщательно осматривала место, куда ставила ногу. Подойдя достаточно близко, присела на корточки, упершись локтями в колени и сцепив руки вместе. Осмотрела тело, проведя глазами справа налево, затем осмотрела голову, торс, руки и ноги. Затем провела глазами слева направо, осмотрев все части тела в обратной последовательности.

После этого она взглянула на меня и сказала:

— Ну и что, черт возьми, происходит?

Проделав такой же круг, что и Деверо, я на цыпочках подошел к телу с северной стороны; точно так же опустился на корточки и сцепил руки вместе. Осмотрел тело справа налево, а затем слева направо.

Это был труп мужчины.

Причем белого.

На вид ему было лет сорок пять, может быть, немного больше или немного меньше. Ростом он был примерно пять футов десять дюймов, а весил около ста восьмидесяти фунтов. Черные волосы уже облюбовали мыши. Двух- или трехдневная белая щетина. Зеленая рабочая рубашка, коричневая парусиновая куртка-ветровка. Голубые джинсы. Коричневые инженерские сапоги,[24]сморщенные и потрескавшиеся, давно не чищенные и залепленные отвердевшей грязью.

— Вы знаете его? — спросил я Деверо.

— Никогда прежде не видела, — ответила она.

Мужчина умер от потери крови. Я предполагал, что он был ранен в бедро выпущенной из винтовки, обеспечивающей высокую скорость полета пули. Его брюки были пропитаны кровью. Вполне очевидно, что пуля разорвала ему бедренную артерию. Через этот кровеносный сосуд проходит большое количество крови. Любой значительный разрыв артерии может в течение нескольких минут привести к фатальному исходу, если не обеспечена немедленная и эффективная медицинская помощь.

Но самым необычным для нас оказалось то, что при осмотре трупа мы увидели явные свидетельства попыток оказания немедленной и эффективной медицинской помощи. Штанина на джинсах была разрезана ножом почти по всей длине. Рана частично прикрыта абсорбирующей бандажной прокладкой.

Такая прокладка являлась элементом боевого санитарного пакета, обязательного для любого рода войск.

Деверо встала и, осторожно ступая на цыпочках, отошла мелкими шажками назад футов на десять или двенадцать, не спуская при этом глаз с трупа. Я тем же манером последовал за нею. Она говорила тихим голосом, словно считая неуместным громкий шум возле трупа, как будто он мог нас слышать.

— Что вы думаете об этом?

— Здесь имел место какой-то конфликт, — предположил я, — который закончился выстрелом. Возможно, это был предупредительный выстрел, но пуля пошла не туда. Или это был случайный выстрел, произведенный с близкого расстояния.

— А почему не смертельный выстрел, совершая который, стрелявший промахнулся?

— Потому что в этом случае стрелявший мог бы выстрелить снова, уже наверняка. Он подошел бы ближе и выстрелил этому парню в голову. Но он этого не сделал. А вот оказать ему помощь пытался.

— И?..

— И понял, что его попытки безуспешны. Тогда он запаниковал и убежал прочь, оставив этого парня умирать. И произошло это быстро.

— Стрелявший был солдатом?

— Совсем не обязательно.

— А у кого еще могут быть военные перевязочные материалы?

— Да у любого, кто посещает магазины распродажи избыточных армейских запасов.

Деверо повернулась и встала спиной к трупу. Подняв руку, она вытянула ее, указывая на правую часть горизонта, и сделав короткий взмах, спросила:

— Что вы видите?

— Келхэмский периметр.

— Я же говорила вам, — с отчаянием в голосе произнесла Элизабет. — Они ужесточают режим в запретной зоне.

Деверо направилась зачем-то к машине, а я остался стоять на месте и рассматривать землю возле своих ног. Земля была мягкой, и на ней отпечаталось множество следов. Следы погибшего образовывали круг, но походка его была нетвердой; некоторые следы вдруг оказывались направленными назад, как в старомодной танцевальной партитуре. Их круговая последовательность заканчивалась там, где он лежал. Вся земля вокруг нижней части его тела была утыкана круглыми вмятинами, оставленными коленями; там стрелявший в него впервые сел на корточки, а потом опустился на колени и попытался оказать помощь. Эти следы были и возле головы, откуда тянулась длинная прямая линия из не полностью отпечатавшихся следов; четко просматривались только носы обуви, а пятки различались с трудом, и расстояние между шагами было большим. Стрелявший спешно убегал. И был он весьма высокого роста. Не гигант. Не особенно тяжелый. Такие же следы виднелись и в другом месте. По ним можно было догадаться, что стрелявший снова убегал с места убийства. Я не мог разобрать рисунок подошв. Они не были похожи на армейские сапоги, которые я когда-либо видел.

Деверо вернулась от машины, держа в руках фотокамеру, серебристую «зеркалку». Она приготовилась фотографировать место преступления, и я отошел за линию отпечатков, оставленных убегавшим в панике стрелком. Встав справа от этой линии и все время глядя на нее, я прошел примерно сто ярдов, после чего следы пропали, затерявшись на широкой полосе твердой, как кость, земли. Какое-то геологическое вкрапление или что-то связанное с ирригацией, а может быть, я достиг границы пахотной земли старика Клэнси. Я не видел причины, по которой убегавший стрелок мог бы сменить направление в этом месте, поэтому пошел дальше, надеясь снова увидеть знакомые следы, но, как оказалось, напрасно. Примерно на пятьдесят ярдов тянулась полоса земли, заросшая густой и низкорослой травой странного вида. Прямо передо мной росла трава немного повыше; она незаметно смешивалась с кустарником, сразу за которым располагалось проволочное ограждение Келхэма. Несмотря на все старания, я так и не увидел смятых кустов, хотя растительность была настолько густой, что я и не надеялся рассмотреть на ней какие-либо повреждения.