– Ой, у меня своих дел хватает. – На лице Игоря Евгеньевича появилось выражение неимоверной усталости.

– Ну ладно, Игорь Евгеньевич, с этим мы вроде разобрались, – тоже устало выдохнул Кирьянов.

По правде сказать, и я уже начала уставать от разговора с бизнесменом-депутатом.

– Хорошо, если уж вы настолько искренне рассказали все о встрече с Милентьевым, может быть, вы столь же правдиво и откровенно осветите и некоторые другие моменты? – вступила в разговор я.

– То есть... То есть, конечно, я, так сказать, всегда готов... А что, собственно, за моменты? – тут же засуетился Рубашкин, поворачиваясь ко мне, отчего стул снова жалобно заскрипел.

– Отлично! Тогда у меня к вам вопрос: кто мог желать Милентьеву смерти? – спросила я.

Ответом мне послужил протяжный вздох.

– Ох, ну это вопрос, конечно... Этот вопрос, так сказать, глобальный... – покачал головой Рубашкин. – Я не могу брать на себя ответственность за подобного рода предположения. К тому же вы, видимо, бизнесом не занимаетесь, и поэтому вам трудно представить себе, что понятие «друг» в этой среде как бы условно...

– Объясните, пожалуйста, – попросила я.

– Ну, так сказать... – снова закатил глаза к потолку Игорь Евгеньевич. – Я не в курсе дел своего друга, которые меня не касаются. А расспрашивать об этом просто как бы... не принято. Если на кухне во время разговора двух приятелей один из них интересуется у другого, сколько тот зарабатывает, и тот в ответ скажет все, что сочтет нужным, то это как бы в порядке вещей, но вот интересоваться подобным вопросом на другом уровне – это уже просто, так сказать, неприлично... Я знал, что Виталий не бедствует, но чтобы выяснять подробности – это, извините, просто как бы... не мой вопрос. И он никогда не распространялся об этом.

– То есть у вас нет никаких предположений, – устав от обилия слов-паразитов, оборвала я Рубашкина.

– Ну, в общем, нет, – выдохнул Рубашкин.

– Допустим, вы были не в курсе дел Милентьева. Но, может, вы были осведомлены о его частной жизни? – спросила я.

Рубашкин издал такой усталый вздох, что во мне даже шевельнулась жалость к этому бизнесмену-политику.

– Этот вопрос, так сказать, совершенно не входит в мою компетенцию, – наконец выдал он, яростно растирая лоб платком. – Вы задаете такие вопросы, что мне как бы становится не по себе. Представьте, разве я стану у вас выпытывать подробности вашей частной жизни?

– Ну, вы мне и не друг, – заметила я, снисходительно глядя на Рубашкина. – А с Милентьевым вы встречались не только по деловым вопросам. Вы бывали у него дома, давно знакомы с его супругой. Вы не можете быть непосвященным в его, по крайней мере, семейную жизнь.

– Многие люди... – благостным голосом начал Игорь Евгеньевич, – понимают, что их проблемы – это только их проблемы и что у других их не меньше. И поэтому не особенно любят выносить сор из избы... Я, так сказать, не знаю, насколько много собралось этого сора в семье Виталия, так что... Увы! – развел он руками.

Тем не менее лоб его наморщился, и Рубашкин явно что-то вспоминал или обдумывал.

– Хотя... – наконец собрался он с духом. – Вы только поймите меня правильно, – тут же спохватился он, прижав кисти, похожие на пухлые калачи, к груди. – Я вовсе не хочу, так сказать, никого охаивать... Но если уж вы так настаиваете, если это нужно для следствия, то я как бы готов...

– Короче, – жестко перебил его Кирьянов, у которого уже ходили желваки на скулах.

– Короче, – Рубашкин вздохнул в сотый раз, – отношения Виталия с женой, как это ни прискорбно, так сказать, исчерпали себя. Я уж не знаю причин, я и не спрашивал никогда об этом, но все же подобные вещи сразу заметны хорошо знакомому человеку. Они жили каждый сам по себе, Валя – поверьте, я глубоко уважаю эту, так сказать, достойную женщину – полностью погрузилась в собственные интересы... Она нигде не работает, по дому тоже мало чем обременена... Часами смотрит телевизор, посещает всякие там салоны... Ей стало совсем не до Виталия. И в итоге они, так сказать, отдалились друг от друга. Первое время, я так полагаю, она не задумывалась об этом, но... Природа ведь берет свое рано или поздно, верно? – Он как-то глумливо захихикал и даже подмигнул мне.

От его нервозности и суетливости не осталось и следа. Чувствовалось, что то, о чем сейчас скажет Игорь Евгеньевич, он скажет с удовольствием.

– ...А она женщина, так сказать, еще в самом соку... Ну вы понимаете, что я хочу сказать, – колыхнул он подбородком, доверительно склонившись ко мне, и даже закинул ногу на ногу.

– И что же? – без всяких эмоций спросила я.

Рубашкин тут же подобрался, вернул ноги в исходное положение и заговорил своим прежним, страдальческим и извиняющимся тоном смертельно уставшего человека:

– Ох, ну все же понятно... Валя вспомнила о том, что она женщина, поняла, что с Виталием у нее совсем исчезла романтика отношений – это же, как ни странно, в любом возрасте толкает нас на радикальные поступки, – и...

– И что? – Нескончаемая политкорректная волынка моего собеседника откровенно раздражала.

– А то, что она решила устроить свою жизнь с другим человеком, – глядя в потолок, выдал наконец итог своим излияниям бизнесмен.

– Это она сама вам сказала? – усмехнувшись про себя, уточнила я.

– Да! – неожиданно твердо ответил Рубашкин, но тут же стушевался, переходя на суетливую, мелкоговорливую манеру. – Ну, это она говорила не мне лично, но заявляла открыто, это слышали множество человек.

– Вот как? – чуть приподняла брови я. – И как же это произошло?

Рубашкин с протяжным вздохом затеребил свою бороду. Затем изложил то, что ему было известно.

– Значит, я сейчас еду к Милентьевой, – сообщила я Кире, когда мы остались одни. – А потом нужно будет проверить алиби этого Рубашкина. Слушай, Киря, ты бы для этого выделил кого-нибудь из своих ребят мне в помощники, что ли... Или хотя бы удостоверение сделал, чтобы я могла вашим сотрудником представиться. А то еще не захочет госпожа Клименко со мной общаться.

– Сделаем, – пообещал Кирьянов и вышел из кабинета.

* * *

Порывисто пройдя в гостиную, Валентина Михайловна уселась в кресло и закурила, вопросительно и с тревогой глядя на меня. Я села напротив и начала:

– Валентина Михайловна, вы извините, но мне придется задать вам один, возможно, неприятный вопрос.

Лицо Милентьевой вытянулось.

– То, что у вашего мужа была любовница, мы выяснили. А у вас?

– То есть?! – недоуменно посмотрела на меня Милентьева.

– У вас был любовник? – спросила напрямую я.

– Татьяна... – Милентьева явно была ошарашена. – Да о чем вы говорите? С чего вы вообще такое взяли? Я могу вам тысячу раз сказать, что любовника у меня не было!