– Ты не изменился, Джон.

– Ты тоже.

Каждый день. Она жила в его голове, в груди, упорно жила там, как он ни старался от нее избавиться. Не мог он выбросить ее из мыслей. Десять лет. Встречались они лишь два года, прожили вместе год, но оба в ту пору были молоды, и год длился дольше.

– Я обрадовался. Когда оставил потрясенного инкассатора, прошел к мосткам и увидел тебя.

Он пытался завести новые отношения, особенно в первые годы после расставания, но она все время становилась преградой, и женщины, с которыми он встречался, замечали, что соперничают с кем-то, кого уже нет, но его тень упрямо не желает уйти.

– Ты правда не изменился, Джон. Черт побери… ты поэтому потащил меня под дождь, в эту паршивую лодку?

– Я думаю о тебе… каждый день.

– Я о тебе не думаю никогда.

Тогда ушел он. А она горевала. Но когда отгоревала – выбросила его из своей жизни.

– Это все, Джон?

Он молчал, снова мальчонка, понятия не имеющий, как люди разговаривают друг с другом, – куда делся детектив, понаторевший в общении и аналитических приемах.

– Может, станем опять полицейскими? Даже сделаем вид, что эту поездку на лодке ты предложил, чтобы продвинуться с расследованием?

Он вяло кивнул.

– В таком случае… – Она опять взяла в руки карту. – …мы знаем, что нет ни одного свидетеля, видевшего, как они отплыли. Кроме того, мы знаем, что, хотя были задействованы криминалисты, собаки, вертолеты и перекрыты дороги, ни малейших следов не найдено. Это место наверняка хорошо им знакомо – вот единственное преимущество, каким они точно располагали.

Протока расширилась, они вернулись на открытую воду. А через сорок пять минут снова причалили к мосткам. Бронкс смотрел мимо нее, впервые за всю поездку.

– Тебе надо вернуться туда, Джон, и продолжить поиски.

Аннели припарковала прокатную машину прямо у шлагбаума с большим висячим замком, неподалеку от шоссе. Прокатный “вольво 240”. Красный. Самый обычный в Швеции автомобиль.

Она упаковала все содержимое кухонных шкафов и прошлась по комнатам, между штабелями картонных коробок. Они переезжают, но не так, как она надеялась. Правда, он обещал. Один только год. И тайком от него она несколько раз съездила в престижный район Сальтшёбаден, прогулялась в одиночестве среди огромных домов с огромными садами, там столько же комнат, сколько у них картонных коробок, и она не сомневалась, что, как только они заживут вот так же, Себастиан предпочтет жить с нею. Аннели достала мобильник, набрала номер.

– Здравствуй, дорогой, что ты сегодня делал?

– Катался на велике.

– Под дождем?

– Дождь был несильный. Здесь, у нас.

Порой, когда нервничала, она звонила Себастиану, и это всегда ее успокаивало.

– А здесь поливает.

– Угу.

– Я в лесу… грибы собираю. И думаю о тебе, мой дорогой. Знаешь, в следующий раз, когда приедешь к нам, у тебя будет собственная комната.

– О’кей.

– И Лео повесит для тебя во дворе баскетбольную корзину.

– О’кей. Ну, мне пора идти.

– Но…

– Папа уже надел ботинки. Пока-пока.

– Обнимаю и целую, скоро… – Он уже отключился. Электронная тишина. Вот это хуже всего. – … увидимся.

Она была все так же одинока, а лес все так же мрачен, бесконечный деревянный гроб, пахнущий гнилыми плодами и землей.

Аннели застегнула плащ, заправила брюки в резиновые сапоги и зашагала по мху и мокрым листьям, с корзинкой для грибов в правой руке. Раньше она никогда не собирала грибы. Вон один, коричневый; наверно, боровик, подумала она, срывая его. А вот еще один, желтый, лисичка – этот она узнала.

Внезапно послышался лай.

Собака. А может, и две или три. Причем рядом. Она не одна.

Аннели сорвала еще несколько грибов, белых и почти черных, – дно корзинки надо покрыть, если она хочет выглядеть грибником, так не раз повторил Лео. Он инструктировал ее точно так же, как обычно инструктировал братьев, и ей очень нравилось внимательно слушать и делать, как он хотел.

Снова лай. На сей раз еще ближе. Большая собака, вероятно немецкая овчарка, причем не одна. Лаем предупреждают кого-то.

Сама того не заметив, она вышла к большой открытой площадке, посыпанной гравием. Лес поредел, воздуха и света прибавилось. Оружейный склад. Но там что-то двигалось. Среди деревьев и высоких кустов она заметила людей в зеленом, ветер донес голоса.

Значит, обнаружили.

Страх, который по ночам не давал Лео уснуть, вгонял в пот и в бессонницу, когда он думал, что она спит. Вот оно и случилось.

Аннели поспешила отойти подальше в ту сторону, откуда только что пришла, надо сообщить ему, он должен знать. Тут она остановилась, так же внезапно, – ведь ей ничего не известно. Она знала, там кто-то есть, несколько человек с собаками, и все. Задание пока не выполнено.

Она повернулась и снова медленно пошла к складу.

Собаки скалили острые зубы, лаяли, пускали слюни. Ей вспомнилось, как на нее, пятилетнюю, прыгнул боксер и укусил в левую щеку, а хозяин заявил, что собака просто играла. С тех пор, завидев большую собаку, она переходила на другую сторону улицы. Ведь собаки сразу чуяли, как она их боится.

И вот сейчас она их увидит.

Деревья с каждым шагом редеют… две собаки, а может, три. И пять… шесть… семь человек в зеленом. Если она пойдет дальше, ступит на гравий, собаки почуют ее страх. Но выбора нет. Если они обнаружили дыру, подкоп, пустой арсенал, Лео должен узнать.

Укрывшись за пушистой елью на краю гравийной площадки, она отчетливо видела бетонную постройку.

Дверь-то закрыта.

По-прежнему закрыта!

Она уже хотела уйти, осторожно, как и пришла, но тут ноги заскользили. Медленно. По грязной кромке в канаву, отделявшую мох от гравия, лес от военного объекта. Пронзительный визгливый звук – резиновые подошвы проехали по камешкам.

Собаки рвались с поводков.

Услыхали ее.

Аннели выбралась из канавы, почти выбралась, но опять поскользнулась.

– Вам помочь?

Их было не семеро, а восьмеро, все в зеленой форме. Собаки – немецкие овчарки, она правильно догадалась, и все глаз с нее не спускают.

– Вы… держите их на коротком поводке?

– Здесь военная территория.

– Я немного боюсь собак, я…

Высокий военный с закрученными седыми усами, по-видимому главный, повернулся к передней собаке, которая сверлила ее маленькими колючими глазками.