Распоряжалась всем сухопарая тетка лет пятидесяти, вся в черном. Изредка разлепляя узкие губы, она отдавала команды тихим шипящим голосом. При тетке отирался неказистого вида немолодой мужичок, в котором Лена с удивлением узнала Катиного отца. Ну да, сколько лет прошло, а он все такой же, мало изменился.

Видела его раньше в школе, что-то он приходил чинить в классе. Училка у них все вздыхала – мол, пьющий, но руки золотые, все починить и наладить может.

Лена держалась в отдалении, вперед не лезла. Увидела она в небольшой толпе Валеру, на которого тетка в черном зыркнула сердито, на Толика же, наоборот, посмотрела если не приветливо, то спокойно.

Кто-то тронул Лену за плечо, она оглянулась и узнала Катину сменщицу… как же ее… Вера, кажется. Вера была не в больничном, а в сером плаще, и косыночка темненькая.

– Привет, – сказала Вера и дала Лене некоторые пояснения, хотя Лена и не спрашивала. Тетка в черном оказалась и правда Катиной родной теткой, сестрой отца.

Они с Катькой были в ссоре, потому что бабушка, умирая, оставила квартирку Кате, а тетке – шиш. Поэтому тетка с Катькой не разговаривали, а теперь вот все равно квартирка тетке достанется. Папаша-то алкаш тот еще, еще дочку не похоронили, а он уже в подпитии.

Набежали еще какие-то многочисленные родственники, которые обнимались с Катиным отцом, к тетке подойти робели, уж очень смотрела сурово.

Прощание закончилось быстро. Тот самый мужчина, который распекал в свое время слесаря Петушкова, произнес краткую речь, затем незаметно посмотрел на часы и ушел. За ним потянулись врачи и сестры. Родственники погрузились в автобус.

– Ты поедешь? – спросила Вера. Лена увидела, что Толик подсаживает в машину Валеру и еще какого-то парня.

Они явно решили ехать на кладбище. Лена представила, как она будет добираться отсюда до своей работы. Без машины это займет часа два, если не больше. При мысли о такси ей стало плохо.

– Поеду, – сказала она, подхватила Веру под руку и замахала Толику.

– Мы с вами!

По дороге Лена заметила, что Толик то и дело оглядывается. Она хотела спросить, в чем дело, но не желала разговаривать при посторонних. Тогда она сама завертела головой, и ей показалось, что за ними следует та самая нарядная дамская машина, хозяйка которой утром так любезно предложила Лену подвезти.

Вроде бы она самая… Но нет, Толик свернул на магистраль, и машина исчезла.

На кладбище тетка долго утрясала какие-то формальности, потом ждали батюшку. Лена взглянула на телефон и расстроилась – шеф звонил три раза. Ох, уволят ее с работы!

Она отошла в сторонку и позвонила Дашке.

– Слушай, ты куда подевалась? – заорала та.

– Молчи! – прошипела Лена. – Имен не называй! Что у вас там стряслось?

Дашка скороговоркой перечислила: на одном объекте рухнули перекрытия, хорошо, что никого не убило. Шеф сам поехал разбираться, говорили же строителям, чтобы укрепили, а они только отмахивались.

– На втором объекте Василий что-то напорол, а у Валентины машина сломалась. У тебя что?

Лена только хотела сказать про машину, но теперь получалось, что никак нельзя, шеф не поверит.

– У меня похороны! – брякнула она. – Подругу хороню!

– А раньше сказать не могла? – растерялась Дашка.

– Думала, они завтра будут, а получилось сегодня…

– Ладно, прикрою, – буркнула Дашка и отключилась.

Лена убрала телефон и увидела, что группа провожающих Катерину в последний путь наконец тронулась и Вера машет ей рукой. Шли долго наконец остановились перед вырытой пустой пока могилой. Священник начал отпевание, Катин папаша истово крестился, тетка застыла надгробным памятником.

– Что ты все оглядываешься? – тихонько спросила Лена Веру.

– Да вот показалось, что знакомую увидела, – неохотно ответила та, – то есть не то чтобы прямо знакомую, а одну такую из больницы… Вон там она!

Вдали за могилами мелькнула женская фигура.

– Да нет, показалось, – вздохнула Вера, – она с Катей и незнакома была, что ей тут делать?

Наконец все закончилось. Родственники шушукались, собираясь, надо думать, на поминки. Тетка смотрела волком, чтобы не проскочил кто-то лишний.

– Я и так бы не пошла, – прошептала Вера, – мне домой надо, свекровь обедом кормить.

– У нас тоже дела, – сказала Лена, – так что поторопимся.

Она сама не заметила, что употребила местоимение «мы».

Гречанка пробралась в дальний конец скифского лагеря, туда, где стояла кибитка матери Кемериса. Ночная суматоха уже распространилась почти по всему лагерю, но здесь еще царила тишина, только низкорослые скифские лошадки проснулись и переступали, тихо всхрапывая.

Гречанка огляделась по сторонам, не заметила ничего подозрительного и уже хотела подойти к кибитке своей хозяйки, как вдруг чья-то сильная рука обхватила ее за шею.

В ухо ее влился горячий шепот:

– Ты его достала?

Гречанка билась в сильных руках незнакомца, как рыба в сетях. Она ничего не отвечала, пытаясь понять, с кем имеет дело. Ее положение осложнялось тем, что одна рука была занята – она прижимала к груди ларец с драгоценным венцом.

– Можеш-шь не отвечать! – прошипел наконец незнакомец. – Я вижу, что ты его достала. Ты способная девочка! Теперь ты мне его отдаш-шь…

Гречанка пыталась вырваться, пыталась отбить у обладателя змеиного голоса свою добычу, она царапалась и кусалась, как дикая кошка, но силы были неравны.

– Как ты думаеш-шь, – прошипел незнакомец, отобрав у нее заветный ларец, – как думаеш-шь, почему я тебя не убил? Это было бы проще, куда прощ-ще!

– Я не знаю, – ответила гречанка, сверкнув глазами. – Ты – вавилонянин, а твои соотечественники лживы, как змеи, так что не стоит и пытаться отгадать твою загадку. И вообще, жизнь моя теперь не имеет смысла.

– Я не убил тебя, потому что ты мне нужна, и нужна живой. Сейчас пойдешь туда, куда шла, к матери царевича Кемериса, и скажешь ей вот что…

Несколько минут спустя закутанная в плащ темная фигура подкралась к кибитке и издала крик козодоя.

Полог кибитки приподнялся, и негромкий голос проговорил:

– Это ты, эллинка?

– Я, госпожа!

Гречанка скользнула внутрь кибитки.

Ожидавшая ее женщина внимательно оглядела ее и разочарованно проговорила:

– Я вижу, тебе не удалось его достать. Ты вовсе не так хороша, как я думала. Что ж, значит, тебе больше не доведется увидеть своего ребенка.

– Постой, госпожа! – Гречанка подняла глаза. – Я достала царский венец.