— Пиратов? — я влезла наконец в провокационный наряд и чуть было не порвала завязки на корсете, услышав страшное слово. Мой пучок растрепался и, сорвав неудобную заколку, я вылетела вон.

— Вы не говорили, что мы свяжемся с пиратами! — встала на против него и он одобрительно меня оглядел. Мужчины! Я внутренне фыркнула. На мне была длинная юбка со множеством ярусов, кожаный коричневый корсет и платье, оголяющее плечи и закрывающее руки. Воланы бы особенно привлекали внимание на манжетах и плечах, если бы не оголенный верх! Для меня такой покрой был чем-то экстремальным! А в Ривертауне жертву такой моды лечили бы всеобщим порицанием!

— Всего лишь контрабандисты. И тебе очень идет. — поправил он рукав, оголяющий целое плечо! Все декольте было наружу и держалось лишь на корсете и хитрой резинке.

— Серьезно? Ради вымышленной устрицы вы свяжетесь с пиратами?

— Вы ведь верите, что она существует. — серьезным тоном произнёс он.

Уел. Ничего не скажешь. Я запнулась. Бросить ему обидное — нет! Было бы ложью. Поэтому я просто возмущенно засопела.

— Не сопите.

— Я так дышу.

— Дышите тише, госпожа секретарь. — сказал он мне, когда мы подъезжали к заведению под названием «Кракен». Но в противовес «Брику» здесь не было никого. А практически все окна были темными.

— Вы невозможный. — позволила себе побурчать, когда мы вышли и подошли к закрытым дверям.

— Подыграйте мне. И побольше улыбайтесь. — развернулся он ко мне, и сказав: — Ну с Богом! — внезапно толкнул дверь на петлях.

Мы вошли внутрь. Трое головорезов повернули свои ястребиные головы в нашу сторону. И мне по-настоящему стало не по себе, а моя ярая упёртость и уверенность куда-то испарились. Похоже их вымело пиратским сквозняком!

Рядом с тремя, сидящими за столом мужчинами, стояли девицы характерного вида, которые также рассматривали нас. Низкая социальная ответственность читалась в чересчур открытой одежде и слишком открытом вызывающем взгляде. Теперь я понимала, почему Хант счел это хорошей идеей. Здесь так было принято.

Две мулатки-близняшки с черными жесткими волосами с мелкими колечками стояли подле двух молодцов с татуировками на руках. На плече у каждой зияло клеймо рабыни — птица Альтаир. Третья девушка была красива, но какой-то восточной красотой. Похоже ее предки были выходцами из мангольдских степей. Но, кто еще закрутился в ее родословной, было сказать трудно. Ее загорелая кожа красиво смотрелась в тусклом свете достаточно грубого питейного заведения. Здесь в целом было все такое — чересчур простое, мужское и рубленое: от стульев до люстры с оплавленными огарками свечей.

Хант в своей простецкий одежде матроса вписался бы сюда, если бы не породистое лицо. Я же желала провалиться в это самое пресловутое второе дно, о котором не так давно меня спрашивал Хант. В одежде с чужого плеча я ощущала себя как корова, оседланная профессиональным ездоком — не уместно и не комфортно. Хотелось поправить спущенные с плеч рукава и каждую секунду подтянуть лиф повыше.

— А вот и я, господа! Есть чем поддержать ставку? — взмахнул он кошелем и бряцнул монетами прямо о круглый стол, за которым сидели головорезы.

Суровые взгляды проследили за деньгами и самый крупный протянул не дюжиной силы лаптю к кожаному свертку. Взвесил и хмыкнув, положил обратно, приглашая жестом за стол этого совершенно сумасшедшего мужчину.

— Заходи, если при деньгах! — низкий прокуренный голос бритого лидера с мангольдской красоткой сотряс стены заведения. По его переглядкам с товарищами, я бы заподозрила, что сейчас новичка просто облапошат и оставят с носом.

Карты ловко собрали и раздали по новой, пока мы устраивались за столом. Вернее Хант. Девушки же стояли за спинами мужчин и я поспешила их примеру, пытаясь не сильно пялиться и паниковать. Наоборот, старалась скопировать нарочито безразличный взгляд, разбавляемый полуулыбками и мурлыканьем чего-то на ухо своим партнерам. Но пока я просто стояла, проглотив кол. Хант же выглядел более расслабленным.

— Детка, помассируй мне плечи. — бросил он тихо, но так, чтобы услышали в каком именно статусе я тут нахожусь. Свои деревянные руки я положила ему на шейно-воротниковую зону. Пальцы впились в его кожу. И наверное, было скорее больно, чем приятно. Но через какое-то время, ощущая тепло под ладонями, я немного успокоилась и даже сносно помассировала продавленные напряженными пальцами мышцы.

Правила игры я знала смутно, так как это версия карточной игры, в которую чаще играли моряки. Но суть сводилась к следующему: на стол сдаются пять карт в открытую и каждый игрок получает по две. Задача — собрать лучшую комбинацию вместе с открытыми пятью и сблефовать так, чтобы тебе поверили, если пришедшие карты не настолько успешны, как хотелось бы. Либо можно скинуться и сразу проиграть собственную ставку.

— Неси рому и табак, Кайла! — рявкнул лысый и девушка с мангольдской внешностью скрылась где-то за пустующей стойкой. Похоже это заведение принадлежало кому-то из них, либо они имели преференции так распоряжаться баром. В любом случае заведение было закрыто, лишь одинокий фонарь горел над центральным столом.

Начался первый круг. Минимальная ставка в серебрушку была весьма говорящей, что здесь не начинают с мелочевки. Затем второй.

По воздуху плыл запах табачного дыма и сладкого рома, разлитого в низкие красивые, как ни странно стаканы точно с какого-то императорского дворца. Все стекло было испещрено затейливым рисунком, а грани были необычно ребристые. Похоже я так внимательно разглядывала местный реквизит, что татуированный худощявый мужик, усмехнулся глядя на меня.

— Что, красотка, красивых тамблеров не видела?

От его обращения у меня нечто засосало под ложечкой, и я потупила взгляд, боясь сказать вообще хоть слово.

— Запугал ты ее. — захохотал лысый. — Что, бьет тебя ненаглядный?

— Девок не бью. — выдохнул сизый дым Хант, поднимая ставку, кладя еще серебрянные в центр стола. — Но лишних слов не люблю.

— Дрессированная. — продолжал хохотать главарь. В его улыбке явственно выделялся длинный клык с левой стороны. — Смотри, Шнур, а я думал ты деспот. — обратился он к самому худощавому и высокому.

— Ты если что — оставайся. — разулыбался второй татуированный. И я поняла, что двое мужчин были братьями, но второй был более мордатеньким. — Своих — любим