Я, Таёк, делаю всё, что могу, всё, что в моих способностях отдаю на борьбу с гитлеровской бандой. Время у меня всё уходит на работу, спать приходится по несколько часов в сутки. Приехал я из поездки весь в пыли, грязный и первым делом с удовольствием искупался и переоделся, почувствовав себя сразу помолодевшим.

В Москве, Тая, чувствуется деловая напряжённость, людей стало заметно меньше, автомобили на улицах редки — рабочая столица отдаёт все силы на борьбу с коварным врагом. Тебя, наверное, интересуют дела на фронте — знакомься с ними по сводкам Информбюро. От себя могу добавить, что дела наши поправляются, и скоро придёт время, когда мы крепко дадим по морде фашистской сволочи.

Я доволен, что вы уехали, вы будете спокойнее себя чувствовать, а придёт время — снова вернётесь. Мне трудно представить, как вы устроились, хорошо ли, плохо ли или удовлетворительно. Но я знаю одно, что при всех обстоятельствах моя Тая окажется на высоте положения и будет держать себя с достоинством. Карточки (точнее, фотокарточки. — Ю.Б.), оставленные тобою в столе, я взял к себе: пусть они будут постоянно при мне, и я смогу всегда посмотреть на дорогие для меня лица.

До свидания, Таёк, до свидания. Поцелуй за меня детей, а остальным передай привет. Письма твоего ещё нет.

Крепко тебя целую и обнимаю, до скорой встречи, моя дорогая жена.

Твой Сергей».

Второе письмо, написанное Сергеем Никифоровичем 31 июля 1941 года в Куйбышев Таисии Дмитриевне, совсем короткое:

«Здравствуй, моя родная Тая!

Сегодня я из Москвы уезжаю на несколько дней. Как буду иметь возможность, позвоню тебе по телефону. Ты обо мне не беспокойся и не волнуйся, моя дорогая. Писем твоих ещё не получил. Отцу денег 200 рублей и ваш адрес — передал. Погода сегодня в Москве плохая — осенняя, накрапывает дождик и холодновато.

Таёк, времени прошло с того дня, как мы расстались, немного, а я так соскучился по тебе, по ребятишкам, что всё время о вас думаю. Милая моя жёнушка, мой дорогой Таёк, я тебя очень люблю. Крепко тебя целую и обнимаю. Надеюсь, придёт скоро времечко, когда я смогу тебя прижать к своей груди, моя Тая.

До свидания, моя любимая, моя единственная и дорогая Тая.

Целую ребят и шлю привет родным.

Твой Сергей.

Вещи, которые ты просила — посылаю».

Действительно, затянувшаяся «командировка» привела к тому, что семья стала нуждаться в самых обычных вещах, оставленных дома. Хорошо, что Таисия Дмитриевна имела возможность обратиться к начальнику секретариата своего мужа Давыдову А.Ф. с просьбой прислать необходимое. Из того трудного времени сохранились записки Александра Федоровича, которые позволяют понять существо былых житейских проблем.

2 августа 1941 года, направляя в Куйбышев посылку, Давыдов А.Ф. написал:

«Таисия Дмитриевна! Я передал Сергею Никифоровичу вашу просьбу о присылке двух подушек, одеяла, кастрюль, электрокастрюли и электроплиток. Всё, что собрано в этом узле, собрано Сергеем Никифоровичем. Оказалось, что электроплиток в узле нет, так как их в квартире не могли найти. Две плитки я купил и вам посылаю. Если потребуется вам ещё что-либо, прошу позвонить мне».

7 августа 1941 года Сергей Никифорович сам написал письмо жене, насколько возможно подробно обрисовав дороги войны, по которым ему пришлось пройти:

«Здравствуй, дорогая моя Тая!

Спешу написать тебе маленькое письмишко, улучив свободную минуту. Вчера от тебя получил письмо, которое ты передавала с посыльным. Других писем, о которых ты упоминаешь, и телеграмм я не получал. Вещи — некоторые — я тебе послал, но далеко не в том количестве, которое ты просила. При первой возможности я тебе пошлю ещё (послано: 1 одеяло, 1 подушка, халат, кастрюли, утюг и плитка). Я очень рад, что ты более или менее сносно устроилась, и что все здоровы. Надеюсь, природа там у вас богатая — особенно должна быть величественна Волга. Ты, Тая, полюби Волгу: каждый истинно русский человек должен любить «матушку Волгу», ибо она — наша река и как бы служит нашему национальному чувству и патриотизму. Сейчас, когда фашисты пытаются поработить нашу страну, Волга, её просторы, её мощь должны вселять в нас новые силы, новый дух в смертельной войне с кровавым Гитлером.

Недавно я был по делам службы в Ржеве и в районах Ржева. На обратном пути в Москву решил заехать к себе на родину, посмотреть, благо выдался случай, а то, думал, может быть, ещё заехать и не удастся. И вот мы на машине поехали в Зубцов, затем к вечеру попали в деревню (Устье), в которой я уже не был свыше десятка лет. Приехал, ничего не узнаю, всё изменилось, природа, люди. Я никого не знаю, и меня большинство не знает. Вечерком обошёл я все знакомые места, сходил на Волгу, искупался, и легли спать на свежем сене, в сарае. Утром через Волоколамск выехали в Москву, где и были часов через 5 езды.

Знаешь, Тая, какое-то странное состояние переживал я. Или время суровое, или чувство Родины сказывалось, но охватило какое-то печальное и в то же время умиротворенное чувство. В деревне было тихо-тихо, нигде не раздавалось ни малейшего звука, только Волга немного шумела на быстрине. Сидя один на берегу Волги, ночью, я безмятежно думал. В голову приходили тысячи воспоминаний и из далёкого детства, и из более позднего времени. Как-то вдруг раскрылась вся жизнь, в памяти отразились все годы, все наиболее характерные этапы жизни, и пожалел я, что тебя не было около меня. Очень хотелось обнять, прижать к груди близкого, родного человека, мою Таю. И так долго, долго сидел ни о чём не думая, наслаждаясь тишиной ночи, всплесками воды и звёздным небом. Но, увы! Я был один. Просидев часа два, я тихо побрёл в сарай, где уже спокойно спали Цыпленков и Косов. В душе нарастала злоба, злоба на мерзавцев, которые огнём и мечом уничтожают всё дорогое для нас, для нашей памяти, для нашей жизни. Вместе со злобой против фашистов вырастали уверенность в правоте и победе нашего дела и желание отдать свои силы этой борьбе. Но, довольно, что-то я сегодня расфилософствовался. Не знаю даже, чем это объяснить.

Тая, перед этим письмом я тебе посылал письмо, адресованное на квартиру. Не знаю, получила ты его или нет. Таёк! Письма мне пиши на Наркомат, они перешлют мне туда, куда будет нужно. Обо мне не беспокойся, я жив и здоров, чего и вам желаю. Скажи Лерику и Ирочке, чтобы они вырастали большие, большие к моему приезду, были бы здоровые и крепкие и хорошо кушали. Если они будут хорошо вести себя, папа привезёт им много интересных игрушек и прокатит их на автомобиле. Не забывают ли ребятишки своего отца, а? Этого мне очень бы не хотелось.

На этом писать заканчиваю. До свидания, моя дорогая Тая.

Целую и обнимаю тебя крепко, крепко. Привет всем.

Твой Сергей».

В следующей записке Давыдова А.Ф. от 17 сентября 1941 года опять сообщалось о решении бытовых вопросов. Во-первых, секретарь посылал один экземпляр справки Жилотдела АХУ НКВД о квартире, передав второй экземпляр в управление домом. Во-вторых, у Таисии Дмитриевны, как на грех, закончился срок действия паспорта, и его следовало заменить на новый. Но если сейчас паспорт обменять, то в нём не будет отметки о прописке, а без этого в Москву не пустят. Старый паспорт становился недействительным, что тоже было чревато неприятными последствиями. Поэтому предлагалось продлить срок действия паспорта в Главном управлении милиции. В-третьих, секретарь возвращал остаток денег «от уплаты за перевозку багажа по железной дороге, за хранение, переноску и т. д.».