Как-то звонит мне Михаил Андреевич Суслов, который во главе всего стоял, – вспоминает Георгий Куницын, заведовавший сектором кино в Отделе культуры ЦК КПСС, – и говорит: «Вот от вас бумага пришла о том, чтобы выдвинуть на международный фестиваль фильм Геннадия Шпаликова „Долгая счастливая жизнь“. Это же мещанство, как вы пропускаете?» Я отвечаю: «Я вам скажу, Михаил Андреевич, что он обязательно получит приз на этом фестивале». Он недовольно хмыкнул, и мне неясно было, поддержал он или нет. Потом я узнал, что он все-таки согласился. И фильм Шпаликова поехал на этот фестиваль и получил там очень крупную премию (Кинематограф оттепели. 1996. С. 200).

редакцией журнала «Дружба народов» подготовлен для опубликования в сентябрьском номере роман В. Ажаева «Вагон».

Содержанием этого произведения является рассказ бывшего заключенного Дмитрия Промыслова, обвиненного в 1934 г. за «контрреволюционную агитацию» и сосланного в лагерь на Дальний Восток.

В романе В. Ажаева, в отличие от повести А. Солженицына, случайно сложившийся коллектив «зеков» возглавляют бывшие крупные партийные и хозяйственные работники, коммунисты, негласная партийная ячейка. Они наводят порядок и защищают заключенных от террора уголовников в пути, а по прибытии в лагерь становятся организаторами трудового процесса на самых важных участках (инженерная, проектная, научно-исследовательская, организаторская работа). 

На наш взгляд, опубликование романа В. Ажаева на лагерную тему в канун 50-летия Советской власти не принесет пользы идеологической работе партии. Это произведение известного писателя, как нам кажется, перечеркнет его хороший, патриотический роман «Далеко от Москвы», на котором воспитывалось послевоенное поколение молодежи. Редакции рекомендовано временно отложить опубликование романа «Вагон», в связи с чем главный редактор тов. Баруздин С. А. снял его из сентябрьского номера (цит. по: В. Огрызко. Советский литературный генералитет. С. 66–67).

не видят оснований для пересмотра решения Главлита по поводу публикации работы К. Симонова «100 дней войны». Редакции журнала «Новый мир» (Дементьеву – зам. главного редактора) об этом сообщено. С К. Симоновым в ЦК КПСС проведена беседа (Вопросы литературы. 2002. № 3. С. 248–254).

Мне говорили, – еще в 1958 году записала в дневник его секретарь Зинаида Гаямова, – что Д. Д. собираются присвоить звание Героя Соц. Труда. На что он с сарказмом мне ответил, что вряд ли, т. к. его настоящее поведение не позволит этого сделать (Документальная хроника – http://live.shostakovich.ru/chronicle/year-1958/).

Бабий Яр был полузапретной темой. Если упоминался в каких-то газетах, то говорилось невнятно, что там были расстреляны советские люди разных национальностей. Хотя все знали, что там гитлеровцы массово расстреливали именно евреев.

Когда мы пришли в Бабий Яр, там уже собрались тысячи людей. Это был, наверное, редкий, а может быть, первый за многие годы советской власти действительно стихийный, не санкционированный властью митинг.

Некрасов произнес речь. Он сказал, что 25 лет назад здесь были расстреляны десятки тысяч людей. «Это были евреи», – подчеркнул он.

Потом очень резко выступил украинский диссидент Иван Дзюба. После митинга Дзюбу стали таскать в КГБ, а Некрасова (он на войне вступил в партию) – на партбюро.

На митинге люди говорили и приняли резолюцию (опять-таки без санкции властей), что надо поставить памятник погибшим евреям. Власти, естественно, были всем этим очень недовольны, но с тем, что произошло, не смогли не посчитаться. Через две недели в Бабьем Яру появился камень с надписью, что здесь будет стоять памятник погибшим, а много позже возник и сам памятник. Теперь, говорят, там даже несколько памятников. И это заслуга Некрасова. Его поступок был рискованным, по тем временам даже вызывающим. Он не остался не замеченным и прощенным властью (В. Войнович. С. 464–466).