– Откуда-нибудь возьмутся, а? Сама же сказала! Проблема решается, когда надо ее решить!

– Это не я сказала. Это ты сказал. Все, Андрей. Пока!

Она тенью скользнула в калитку, где стояла на страже верная Гена, и как-то язык не повернулся напроситься на чашечку кофе. Как-то сразу было понятно, что не для того все. Просто хорошо посидели.

Калитка захлопнулась, он сел в машину и проселочной дорогой поехал к маме на дачу. Та, конечно, испугалась и долго не открывала дверь, все спрашивая:

– Кто?

– Да я, это! Я!

– Кто я?

– Андрей!

– Да какой Андрей?

– Сын твой!

– Господи! Так поздно! Андрей!

Наконец, она открыла и ахнула:

– Пьяный! Господи!

– Никакой я не пьяный, – его окончательно развезло. – Меня даже милиции отпустила.

– Какая милиция? Ты сам там работаешь!

– Да? Я работаю в милиции?

Он, как был, в одежде, рухнул на кровать. Мать принялась расшнуровывать ботинки, потом стаскивать с него штаны. Это было последнее, что он запомнил...

* * *

... Потери он оценил наутро. Во-первых, проспал, не поехал на работу. Во-вторых, вчера у шашлычной, сдавая задом, разбил спьяну задний левый плафон на своей ненаглядной «ласточке» и помял крыло. В-третьих, болела голова. В-четвертых...

Он даже застонал от досады. Какое, в-четвертых! Машину помял! Вот что главное! Ведь как мечтал о ней, об иномарке! Проспекты собирал, по салонам ездил. Ни одной женщины так не добивался, как этой машины! Да что женщина... И теперь она стоит, не калека, но и не здорова, требуется врач и деньги тоже требуются. А еще вчера все было хорошо...

Называется, попал! А ведь все знал про Алину Вальман, ко всему был готов, и на тебе! Называется, сыщик! Бабу раскручивать поехал! Про нее не узнал ничего, зато рассказал все не только о себе, но и об Эдике, об экспертизе, чего ей вообще знать не следовало. Причем, по-прежнему думал: «А хорошо посидели!» Какая же она все-таки...

– Хорошо... – поцокал языком, осматривая машину.

И тут же начал оправдывать Алину. «Блин! Я до нее, что ли, был хорошим мальчиком? Ни фига! Просто старался соблюдать закон. Вот именно: старался. И надо признать, не всегда получалось. Это не она виновата. Сам му...к».

Морщась от головной боли, позвонил на работу, сказал, что приболел. Раньше эту проблему решала Оля, доставая липовый больничный, но с Олей они теперь были в ссоре. Ну, попал!

– Андрей! – окликнула его мама.

– Чего?

– Где ты был вчера?

– Да так...

– Ты знаешь, что твой отец пил?

– А есть такие, которые не пьют? – мрачно пошутил он. – Мам, я все знаю. Ну, перебрал, бывает.

– Я бросила его потому, что он пил, – не унималась она.

– Да? А я думал, что он тебя бросил.

– Перестань так разговаривать с матерью! Я все сделала для того, чтобы ты не вырос алкоголиком!

– Я и не вырос. То есть, я вырос. Но не алкоголиком. – «Как же голова болит!»

– Но ты пьешь!

– Что, каждый день?

– Вчера был вторник!

– А сегодня, выходит, среда? – он почесал в затылке. Ну да, среда.

– Раньше ты позволял себе это только по праздникам.

– Зато я курить бросил.

– Не ври! Я нашла у тебя в кармане сигареты!

Тут он вспомнил, что вчера в шашлычной курил. Ну точно! Курил! Называется, ни один инстинкт не остался неохваченным, расслабился по полной программе, разве что до постели дело не дошло. Но если бы она предложила, не устоял бы. Выходит, Алина удержала его от окончательного грехопадения, спасибо ей надо за это сказать. Или оставила клубничку на десерт?

Ему захотелось курить, причем так сильно, что справиться с собой не смог. Нетерпеливо спросил:

– Мам, где они? Сигареты?

– Дай мне слово, что не будешь так пить.

– Хорошо. А ты дай мне сигареты.

– Для тебя слово офицера что-нибудь значит?

– Мама... Я ужасно устал. У меня болит голова. Ну почему ты всегда выбираешь момент, когда я меньше всего хочу, чтобы меня воспитывали? И можно без пафоса?

– Ты меня не любишь!

– Я очень тебя люблю. Но ты какая-то... Нечуткая.

– Ах, я нечуткая. А эта твоя... шлюха – чуткая? Оля?

– При чем здесь Оля? Кстати, мы поругались.

– Раз уж ты здесь, останься до вечера, – мгновенно отреагировала она.

– Зачем?

– Лена приедет.

– Зачем? – растерялся он.

– Я что, не могу видеть своего внука?

– Конечно, можешь! Но Ленка-то здесь при чем?

– Я вижу, ты еще не протрезвел. Лена – его мать и она приедет с ним. Пойди, прими душ, я воды наносила, поешь горячего супа и покоси в саду, Николай вчера косу отбил. Золотой человек наш сосед! Что бы я без него делала? А вечером ты их отвезешь, Игорька с Леной. Сигареты я спрятала в шкафу, – сжалилась она. – Там, где старые пальто и твои костюмы. Авось, и моль переведется.

– А где именно? В кармане моего костюма? Или в пальто?

– Ты сыщик – найдешь. Иди-ка ты в душ, Андюша, лица на тебе нет.

Сил сопротивляться не было. Лена так Лена. Зато Игореху увидит. Парню осенью в первый класс, между прочим.

Пока он с наслаждением курил, слышал, как мать кому-то звонит. Видимо, визит Лены был внеплановым, мать решила их помирить и взялась за это всерьез. Он пошел в душ, деревянный сарай, на крыше которого лежала выкрашенная черной краской железная бочка. Это чтоб на солнце нагревалась, а от нее и вода. К стенке сарая была приставлена лестница: наполнять бочку. Если воды нынче было хоть залейся, то солнце объявило забастовку. Он здорово замерз, пока мылся, зато головная боль прошла.

* * *

Лена приехала в обед. Она опять покрасила волосы, на этот раз стала платиновой блондинкой, но загар у нее был густой, шоколадный, какого у природной блондинки не бывает, и к тому же, густые брови, жесткие длинные ресницы, похожие на стрелы, угольно-черные. В общем, он ее такой не помнил, и она стала ему еще больше чужой.

– Как Леночка похорошела, – шепнула ему мать.

Он кивнул, обнял за плечи сына и повел в сарай, показывать бамбуковые удочки. Игореха был рослый, в него, лобастый и молчаливый маленький мужичок, который сразу уцепился за удочки. Потом он показал сыну свою машину. Подошла Лена.