широкой публики, называли оленя «золотом тундры» и заявляли, что «нет в природе животного более продуктивного в промышленном отношении, чем олень»457.

Тем временем Крепс выступил с проектом организации природного заповедника, который должен был помочь восстановить сокращающуюся популяцию диких северных оленей458. Вместе с Федором Архиповым, саамским охотником, который умел различать дикого и домашнего оленя на расстоянии, Крепс в 1929 году организовал учет популяции оленей, который показал, что только 99 диких оленей осталось в западной части Кольского полуострова459. Поскольку существовавшие запреты на охоту невозможно было обеспечить охраной, «единственной действительной мерой для охраны дикого оленя» было создание ограниченной территории примерно в 200 тысяч гектаров, на которой была бы запрещена любая хозяйственная активность. Заповедник имел «целью не только охрану какого-либо одного животного, но и сохранение в естественной неприкосновенности целого географического ландшафта». Чтобы доказать важность такого заповедника, Крепс ссылался как на его научную ценность, так и на его значение в будущем и для охоты, и для развития оленеводства460. Советские власти поддержали проект, и 17 января 1930 года Лапландский заповедник был официально открыт461.

Но и мечты об экономическом развитии оленеводства, и усилия по сохранению дикого оленя не привлекали внимания к этому животному так, как это делала советская национальная политика. Как постколониальная и, по ее собственному признанию, не вполне имперская империя, СССР был помешан на национальном строительстве как способе практической реализации социализма. На Севере он стремился сделать обитателей тундры и их экосистемы достаточно понятными, «хорошо очерченными», поддерживая отдельные этнические группы и связанных с ними животных на определенных территориях. Эта попытка критически зависела от получения экологической и этнографической информации, основанной как на практическом опыте, так и на обобщающих теориях.

Исторические исследования, посвященные национальному вопросу, показывают, насколько важны были советские обязательства, поддерживающие самоопределение народов, в частности с точки зрения опоры на территориальные единицы, призванные сделать население национальным по форме, но социалистическим по содержанию. Это объясняло веру управленцев в то, что поощрение этнической самобытности было временной, но исторически обоснованной мерой, направленной на культурное и экономическое развитие страны. Особые возможности для членов групп национальных меньшинств сосуществовали наряду с репрессиями по отношению к слишком откровенному подчеркиванию национальности. Некоторые ученые рассматривают эти меры как последовательную политику, разработанную и осуществленную советскими институциями, в то время как другие указывают на то, как производство знаний сформировало реакцию большевиков на их имперское господство462. Как государственные институты, так и этнографическое знание играли взаимосвязанные и определяющие роли в судьбе кольского оленя.

Советское государство поместило саамов, так же как ненцев и еще двадцать одну этническую группу, в категорию «малые народы Севера». Это определение означало, что они были поставлены на низшую ступень эволюционной шкалы национальных меньшинств. Оно также объединяло их более тесно с сообществами охотников и собирателей, чем с кочевыми пасторалистами. Реформаторы предлагали программы, направленные на то, чтобы помочь этим группам быстро преодолеть предполагаемую крайнюю отсталость, с тем чтобы они могли быть полностью инкорпорированы в современное социалистическое государство. Как писал Анатолий Скачко, глава Комитета Севера при ЦИК (официально Комитет содействия народностям северных окраин при Президиуме ВЦИК), «малым народам Севера, чтобы сравняться с передовыми нациями СССР, предстоит в эти десять лет пройти тот процесс развития, который русский народ проходил тысячу лет, ибо Киевская Русь тысячу лет тому назад уже стояла на более высокой ступени культуры, нежели малые народы Севера в настоящий момент»463.

Ни русские поморы, ни коми не были включены в категорию малых народов Севера; их не рассматривали как коренное население Кольского полуострова. В отличие от имперского периода, когда поморы были в центре споров о путях развития Севера, в советский период им не было оказано существенной поддержки по этническому признаку. Более того, государство оказывало поддержку промышленному рыболовству, которое и ранее угрожало традиционным рыболовным практикам поморов464. Коми, хотя и были коренной группой на Севере и занимались оленеводством, имели статус близкий к другим более крупным национальностям. В результате административных преобразований 1920–1930‐х годов была создана сначала Автономная область Коми (1921), а позже Коми Автономная Советская Социалистическая Республика (1936). Имея свою территорию и более высокий статус среди советских национальностей, кольские коми получали меньше институциональной поддержки и даже интереса со стороны этнографов465.

Вместо этого руководители и исследователи в основном сотрудничали для того, чтобы поднять жизненный уровень и ассимилировать кольских саамов. Мурманское отделение Комитета Севера под руководством Василия Алымова занималось вопросами повышения экономического и культурного уровня «малых народов» в регионе466. В 1927 году государственное Русское географическое общество выделило деньги на проведение так называемой Лопарской экспедиции, в которой полевая работа проводилась для оценки физико-антропологических особенностей, здоровья, культуры и экономических условий жизни саамов467. Владимир Чарнолуский был главным этнографом в этой экспедиции. Чтобы лучше понять особенности материальной жизни и фольклора саамов, он провел много месяцев, живя среди них. Опыт этой экспедиции вызвал у него особую симпатию к саамским общинам и желание помочь им своими исследованиями468. Основываясь на этом этнографическом исследовании и беседах с местным населением, Мурманское отделение Комитета Севера разработало планы для двух саамских районов на востоке и западе Кольского полуострова469.

Ил. 7. Оленеводы Кольского полуострова. Фото из источника: Золотарев Д. А. Лопарская экспедиция. Л.: Изд. Государственного Русского географического общества, 1927.

Олень при этом находился в центре планов этнических реформ. И Алымов, и Чарнолуский верили в то, что продуманный контроль над лишайниковыми пастбищами помог бы саамам, позволив им увеличить поголовье оленей. Мурманское отделение Комитета Севера разработало программу землеустройства, чтобы попытаться исправить экономику кольского оленеводства470. Землеустройство включало анализ ландшафтов для оценки наличия и видового разнообразия лишайников с той целью, чтобы выяснить оптимальное расположение сезонных пастбищ и путей миграции, определить количество оленей, которые могут жить на определенных территориях, и выполнить ряд других задач по созданию основы для экономической и административной реформы471. Это также дало возможность предотвратить использование саамских пастбищ оленеводами-коми472.

Со своей стороны, Чарнолуский написал этнографическую работу, которая явно превозносила саамское отношение к оленям и земле. Он намеренно выбрал в качестве главной географии исследования восточную часть Кольского полуострова, которая в наименьшей степени находилась под влиянием оленеводства коми и ненцев473. Внимательно относясь к значению рыболовства и охоты в экономике саамов, Чарнолуский все же подчеркивал важнейшее место оленя: «Олень в быту лопаря – все: и пища,