– Вы забыли перебинтовать мне ногу! – И разорвав простынь Гавриил принялся бинтовать её припухшую лодыжку.

Выбравшись из обволакивающей атмосферы будуара, Гавриил вздохнул полную грудь прохладного предрассветного воздуха и взвалив на плечи не подававшего признаков жизни Каната отправился, прихрамывая, к указанной бреши в стене.

«Сколько прошло лет как я считаю себя взрослым?!» – Размышлял Гавриил, идя медленным шагом к назначенной цели. – «А всё те же искушения, те же мысли и всё та же дремотная тяжесть с которой приходится бороться. Каждый раз, кажется, все дорожки известны, и все чувства пройдены до конца, и опыт управлять ими накоплен колоссальный. Но есть неизменные вещи, которые, как вода, постоянно точат камень-воли и всё время где-то находят брешь. Кажется, уже не одной юной девушке не произвести на тебя никакого впечатления, но в потаенных недрах души и тела сладкое дремотное чувство находит тонкую лазейку силясь завладеть мыслями. Обрубаешь его. Снова конопатишь судно разума, а в это время, с другой стороны подтачивает тебя усталость и голод. Отвлечёшься на них, атакует уныние, и так бесконечно вращается карусель. Или, словно, идет постоянный дождь, мелкий, моросящий. Каждая капля – желание, порыв плоти, семечка страсти. Ты не обращаешь внимание на него, весь мокрый, а он все идет и идет, барабаня по твоему сознанию, исподволь проникая со всех сторон в твои мысли, находит щёлку там, где ты меньше всего ожидаешь. Вот почему, сейчас, из всех горожан судьба сводит меня с самой бесполезной из них и доверится ей единственный выход? Не говоря уже о том, что юная, прекрасная – сама по себе запретный плод. Так еще не обладает достаточным опытом, для того что бы ей можно было открыться. Иногда кажется, что пора сдаться и сделано слишком много, плоды содеянного должны быть искупленны этим с лихвой. Но, нет, нет надо дальше идти, ведь есть и у этого клубка конец каким бы он не был толстым». – Размышляя подобным образом Гавриил прошёл сквозь брешь в городской стене и добрел до указанного Дорой вяза. Удобно устроился на толстой обломанной ветке под ним. Каната он положил рядом, головой на восток и начал сломанной с дерева веткой обмахивать его и бормотать про себя слова на каком-то древнем языке.

Потусторонняя битва.

Костер разгорался похрустывая ветками и орошая едким полынным дымом приготовившихся к потустороннему путешествию воина с учениками. В сумерках наступающей ночи из всех углов лезли, раскачиваясь в неровном свете, тени. Годфри подбросил в огонь второй пучок трав и серо-желтый дым клубами стал расходится по ложбинке. Было слышно, как вокруг неистовствует ветер, воющий на разные лады свою унылую песню. Годфри с учениками, подобно застывшим изваяниям, сидели молча вокруг костра. Дым окутал их словно туманом, его было неестественно много. Глаза не щипало. Васка достаточно быстро достиг привычного состояния освобождения разума. Ощущение похожее на то, которое испытываешь во сне прежде чем взлететь: чувство лёгкости, словно сбросил гири с ног, или скинул скорлупу давящую каждую клетку твоего тела к земле.

Вой ветра незаметно сменился грохотом битвы. Земля под ногами угольно черного цвета, высушена жаром пламени и изрыта воронками от разорвавшихся снарядов. Небо словно раскалённая до красна старая чугунная сковорода багровеет сквозь черные пятна нагара. По бескрайнему полю движутся ужасные железные существа. Бегут в странных доспехах люди. Спустя пол минуты Васка начинает понимать, что стальные существа – должно быть машины про которые он читал в древних книгах. Они плюются огнем и молниями невероятной разрушительной силы. Оглядевшись вокруг он понял, что стоит посреди этого места один, не учителя, не Порфирия рядом нет и ему стало страшно. В глубине души какими-то запасными чувствами он понимал, что не является участником сражения и всё происходящее не может ему физически повредить. Но ужас, витающий в атмосфере этого места, материален. Поле боя настолько сильно пропитано страданиями, болью и страхом, что эти чувства существуют здесь самостоятельно. Они могут проникать в сознание, разрушить его и свести с ума человека просто наблюдающего происходящее здесь. Некоторое время Васка не понимал, что ему делать и чувствовал, как столбы на которых держится его здравый рассудок крошатся под натиском происходящего. Он видел, как огромные стальные машины вкапываются в землю и медленно движутся вперёд, оставляя за собой траншею, по которой устремляются люди в странных черных комбинезонах, окутанных как паутиной стальным скелетом. С неба и с земли другие диковинные создания хотели любой ценой остановить их. Они плевались огнем и жуткими снарядами, вылетающими из длинных хоботов. Превращая сталь плоть и почву в единое месиво смерти. Потом он увидел сгусток огня, летящий в его сторону, горящей изнутри белым светом. Он врезался в землю недалеко от того места где стоял Васка, перепахал её оставив большую ложбину контурами напоминающую ту в которой они с учителем жгли костер в пустоши. Высвобожденная этим снарядом разрушительная сила наверняка могла бы повредить пол Новгорода, но Васка почувствовал только: гонящий его прочь и сводящий судорогой желудок страх. Он побежал и был готов, в состояние безумия бежать бесконечно, без оглядки и понял, что такое ветер дующий над пустошью. Он уже расставался со своим сознанием, которое словно выметало страхом из его души, и она в состояние постоянного внутреннего стона была готова сорваться с места и полететь ветром в сторону-никуда. Но тяжелая рука схватившая его за плечо удержала на месте. Обернувшись, он увидел суровое, спокойное лицо учителя с черными вороньими глазами. Этот взгляд вернул его на место.

– Теперь ты знаешь, что такое ветер дующий над пустошью. Никогда не забывай этого и не позволяй ему унести тебя. Нам надо отыскать Порфирия. Пойдём!

– Учитель, а где вы были раньше, почему я Вас не видел.

– Когда ты сюда попал, здесь еще не появилось место, в котором мы могли встретится. Годфри, увлекая за собой Васку, повел его сквозь безумие сражения к ложбинке образованной взрывом огненного снаряда.

Посадив его в самом глубоком месте Годфри приказал ему сидеть здесь, не поднимая головы, и ждать его возвращения.

Васка сидел и ему казалось, что время тянется бесконечно. Его одолевал простой животный страх, до боли в мочевом пузыре пронизавший все его тело. Но этот страх больше не завладевал им настолько, чтобы стереть его сознание и превратить рефлексию его личность в единственную функцию движения. Он потихонечку успокаивался отведенная для него учителем ложбинка начала казаться родной и безопасной. Осмелев он поднял