и смотрела перед собой сквозь редкий, сыпавший с неба снег в окно в серой стене Таш– Харана, на белое лицо женщины, что стояла там, словно призрак. Окровавленный топор взмыл вверх. Призрак исчез. Удар. Стриженая голова упала на доски. Толпа замерла и огляделась.

– И всё?

Никаких чудес момент её смерти никому не явил. Не последовало ни грозы, ни молний, не поднялась и вьюга, из-под земли не вырвалось ни всполоха так всеми ожидаемого пламени, ни рокот не спустился с небес. Всё прошло тихо. Обычно. Толпа разочарованно загалдела, затопталась на месте.

– Расходитесь! – скомандовал Гзар-Хаим, придерживая перевязанную руку, и кивнул палачу. Народ послушался приказа и медленно потянулся с площади, обсуждая увиденное и описывая такие подробности, подмеченные или выдуманные, что, уже разойдясь по домам, и сам поверил собственным выдумкам: и про огненный всполох, что вырвался из-под земли, когда головка стукнулась о помост, и про гром, который вроде как слыхали, и даже про то, как местный дурачок, что глядел на ведьму из-за повозки с навозом, вдруг начал биться в конвульсиях, проклятый последним ведьминым словом, выкрикнутым за секунду до смерти.

Когда толпа разошлась, трое воинов кадерхана, повинуясь приказу своего предводителя, скинули обмёрзшие тела в тележку, срезали ножами рубашки и верёвки и небрежно набросили на трупы грязное покрывало.

– Самрат приказал похоронить отдельно, – сказал Гзар-Хаим, протягивая алчущему быстрой наживы палачу корзину с головами и снятыми с тел тряпками. – Не сжигать.

– Конечно, похороню, начальник, – с жаром пообещал палач, прижав к груди вожделенную добычу. – Как пить дать сегодня же закопаю у склона, начальник. Далеко от честных людёв. Проклятые души!

И исчез, как и не было. Мальчишка-помощник обернулся на испачканную свежей кровью колодку, воровато огляделся по сторонам и, убедившись, что никто не смотрит, достал ножик и принялся счищать густеющую кровь на грязный платок.

Владыка Касарии сидел в своих покоях и смотрел на полыхающий в стене огонь. Комната, которую занимал самрат, была небольшой, намного меньше, чем у его сардари, и тёмной, как подвал. Источниками света ему служили высокое, до самого потолка, и узкое, не шире ладони взрослого человека, окно, которое делило внешнюю стену на две равные половины, и камин во всю боковую стену, от угла до угла, из-за чего, когда слуги разжигали огонь, казалось, что в Таш-Харане начался пожар. Сейчас в длинном камине с яростью горел яркий ненасытный огонь, который жадно пожирал принесённые слугами поленья. Камин пыхал пламенем, как окно в подземелья Малам, и выплёвывал в дымоход пучки огненных мух. Всюду в помещении – на полу, мебели, широкой кровати – были разбросаны шкуры медведей и волков, которых во время охоты убивал сам Тонгейр, а также оленей с куницами, которых из лука подстрелили Сента и Астура, когда им было по двенадцать и обе хотели порадовать отца своими достижениями охотниц. Единственное окно едва пропускало внутрь помещения свежий воздух. Было жарко и невыносимо душно, как в домне.

Самрат сидел у самого пламени, проминая пальцами ног горячий медвежий мех, и думал. Он не чувствовал ни жара раскалённой печи, ни душного горячего воздуха, ни тепла шкур. Ему было холодно. Холодно до смерти. Холодные камни, холодный свет из окна, холодное кресло, холодный огонь… Продрогшие кости выкручивала привычная судорога. Синие замёрзшие руки сильнее вцепились во внутреннюю отделку наброшенной на плечи шкуры. Стеклянные медвежьи глаза сверкали, отражая огонь, как два рубина.

Служанка бесшумно подошла к Тонгейру и поднесла дымящийся кубок, который она только что наполнила из котелка, что висел над огнём в дальней части камина.

– Выпейте, это должно вас согреть. Только не обожгитесь.

Самрат усмехнулся, взял протянутый в учтивом поклоне кубок горячего рома с тимьяном и опрокинул в себя содержимое. Кипяток привычной студёной волной скользнул по горлу в пищевод и желудок. Тонгейр поморщился и занюхал горячее рукавом.

– Вам лучше?

Лицо служанки было расписано как у вдовы, не понять – красавица или уродка, на голове вдовий же капор крупной вязки из дешёвой белой шерсти, закрывающий волосы и шею. По голосу совсем молодая. Платье с юбкой под самую грудь скрывало любой намёк на фигуру. Даже рук не видать под толстыми рукавами по самые расписные запястья.

– Меня не согреет даже лава Китореса, влитая мне прямо в глотку. Подай ещё углей.

Служанка поклонилась и послушно, но с осторожностью, будто подкрадываясь к жерлу вышеупомянутого вулкана, выскребла кочергой из-под золы раскалённые угли, собрала их в железный короб с прорезями и двумя длинными ручками и взяла моток шерстяного сукна, чтобы завернуть грелку и поставить эту конструкцию под ноги своему господину.

– Не надо её кутать, – прохрипел уставший грубый голос, будто самрат был давно и глубоко болен.

– Но вы обожжётесь.

Он жестом показал ей поставить железную грелку ему под ступни, как есть. Служанка повиновалась.

– Вот так хорошо.

На грубом, покрытом жёсткой щетиной лице Тонгейра появилось нечто, отдалённо напоминающее блаженство.

– Значит, проклятье – правда? – спросила служанка. Кажущиеся в темноте чёрными, как гематит, глаза, подведённые серыми полосами от висков до переносицы, внимательно смотрели на владыку. – Исидея, Гата, озеро Нетающего Льда?

Самрат растянул синие губы в улыбке. Из окна подул ветер. В комнату ворвался пучок снежинок, мгновенно растаявших от тепла.

– Закрой.

Девушка, прихрамывая, подошла к окну, дёрнула за шнур, идущий вдоль по стене, и сверху вниз опустился толстый отрез стёганой ткани. Поток прохладного свежего воздуха, в котором отчаянно нуждалось разогретое, как печь кузнеца, помещение, прекратился.

– Вот так.

– Что мне ещё сделать для вас, самрат? – невысокая фигурка в бесформенном платье замерла у стены в ожидании приказа.

– Кто ты? – спросил Тонгейр, обведя фигурку взглядом сверху вниз. – Я тебя раньше не видел.

– Нергуй-Хаан попросила меня заменить вашу постоянную служанку. Она подхватила лишайную лихорадку и слегла. Лекарь даёт ей не больше трёх дней. Меня зовут Надашди.

– Подойди, сядь, – Тонгейр взглядом указал ей на пол рядом со своей ногой.

Девушка подошла тихо, словно на цыпочках, села у ноги самрата и поправила шерстяную накидку, которой тот укрывал замёрзшие ноги.

– Дулма Надашди, значит, – Тонгейр скрестил руки на груди, разглядывая взопревший, выбеленный краской лоб.

– Нохой, – исправила самрата прислуга.

– Нохой? – низкий покатый лоб разрезали морщины. – А раскрашена как вдова.

Служанка растерялась и тронула лицо.

– Простите. Мой муж погиб совсем недавно, я ещё не привыкла. Вы правы, я – дулма.

– Когда он умер?

– Месяц назад.

– Как?

– Его загрыз медведь, когда мы отправились в лес за кислицей. Унюхал еду в его сумке, был голоден, напал. Я убежала, он нет, – тёмные глаза с грустью смотрели в пол. – Так я стала дулма Надашди.

Самрат молчал. Недоверчивый взгляд изучал разукрашенное до неузнаваемости лицо.

– Кислица, значит? И откуда ж ты такая? Кислица не растёт в этих местах.

– Да, я не отсюда, – кивнула Надашди. – Мы жили в деревне около Звёздного Чертога. Оттуда я родом.

– То-то, смотрю, говоришь ты нечисто.

– Прошу прощения, самрат.

Тонгейр махнул на девушку рукой и растёр холодный лоб.

– Надашди, Надашди, – задумчиво произнёс он. – И давно ты в Таш-Харане?

– Всего неделю.

– Хм, и уже прислуживаешь мне? Быстро ты добралась от Звёздного Чертога аж до самратской ноги.

– Нергуй-Хаан добрая. Она увидела меня на рынке, у меня не было денег купить даже кролика. Она предложила мне работу на кухне.

– А могла бы пойти в Миртовый дом. Там всегда нужны молодые и опытные.

– Единый Бог не поощряет такого! Я лучше бы умерла с голоду, чем начала торговать собой. Я хочу получить душу и никогда не опущусь до греха!

– Тише-тише, ты, – поторопился успокоить Надашди самрат, несколько обескураженный праведной яростью служанки в ответ на его колкость.

– Извините, самрат, я… я погорячилась. Извините. Мои родители были религиозны и против Миртовых домов. Совсем.

– Всё хорошо.

Они замолчали.

– Так ты, стало быть, сама согласилась прислуживать мне? – Тонгейр жестом приказал снова наполнить свой кубок горячим ромом.

– Да, – кивнула служанка, исполняя молчаливый приказ. –