отражая яркий луч восходящего солнца, пробивающийся в её комнату сквозь мозаичное окно с толстыми стёклами.

Железная набойка на каблуке едва слышно стукнула о каменный пол.

– Ясна…

Звук его голоса, низкий и нежный, коснулся её ушка, как перо, и растворился в неге тёплого утра. Однако именно этот исчезающий шёпот, шелест вырвал принцессу из полудрёмы, тёплой и томной, в которой она пребывала, словно плывя по поверхности озера, нагретого летним солнцем рядом с покрытым цветами берегом.

– Ясна…

Не ответила. Сделала вид, что всё ещё спит. Замерла, выжидая, пока он подойдёт ближе и сядет рядом с ней на кровать. Длинные светлые ресницы подрагивали. Он медленно подошёл и сел с самого края, уверенно опершись рукой о перину за спиной принцессы.

– Ясна…

Нагнулся. Чёрные волосы защекотали обнажённое плечо и шею. Плавное горячее дыхание скользнуло по щеке и ресницам. Она улыбнулась, медленно перевернулась на спину и сладко потянулась.

Влахос осторожно положил руку ей на ключицу, скользнул по груди. Ясна запустила пальцы в его волосы. Он нагнулся и поцеловал её в губы. Она выпрямилась, голые руки нежным обручем обхватили шею мужчины, который уже настойчиво искал под одеялом путь к её бедрам. Губы скользнули по шее. Она, не избегая его ласк, выгнула спину. Доспехи Ловчего были скользкими, как зеркало, и холодными. Он поднял лицо и посмотрел на неё.

Испуг ударил её по лицу, как пощёчина. На неё смотрели ледяные глаза предателя и убийцы.

Ясна вскочила на кровати, будто её укололи иголкой. Солнце за окном стояло уже высоко. Холодный липкий полдень или даже позже.

Огляделась.

Комната была пуста. Призрак вожделенного когда-то, будто в прошлой жизни, мужчины растворился в воздухе, как отравленная дымка, мираж. За дверью громко чихнул стражник, звякнула медная насадка на древке алебарды. Раздался шум, возня. Она настороженно прислушалась. Замок с лязгом открылся, дверь отворилась.

В комнату не вошёл, влетел Влахос Бродяга, решительно приблизившись к заложнице короля.

– Проснулась?

Ясна натянула на плечи одеяло и вжалась в спинку кровати. В проёме мелькнула рука стражника, ухватилась за медную ручку и захлопнула дверь. Они остались наедине.

– Что тебе надо? – испуганные то ли светло-зелёные, то ли голубые глаза, – Влахос никогда не придавал их цвету значения, – уставились на мужчину.

– Не передумала?

Понятно.

– Я не знаю, где он, – тихо произнесла она, с опаской следя за каждым движением Ловчего и улавливая исходящую от него угрозу.

Подошёл, так же тихо, как во сне, нагнулся.

– Врёшь! – прошипели тонкие змеиные губы.

«Сейчас он меня ударит», – шевельнулось в груди тревожное предчувствие. Замахнулся. Ясна вжала голову в плечи, извернулась ужом, соскользнула с кровати вместе с одеялом и юркнула в угол.

Ээрдели оскалился, перешёл в наступление.

– Не надо!..

Бледная рука вцепилась в белокурые волосы, подняла девочку на ноги.

– Не сметь!

Швырнул на кровать. Змеиная маска Ловчего больно впилась краем в бедро.

Забилась, забрыкалась, завопила… Влахос схватил Ясну рукой за лицо.

– Где они?

– Я не знаю, – заскулила она.

– Где они?!

– Не знаю!

Девочка попыталась ударить его – как и ожидалось, неудачно. Рука только хило мазнула по острой скуле гирифорца.

– Нет, знаешь! – Влахос влепил девчонке пощёчину. Та закричала, схватилась за щёку, заплакала. – Ты не можешь не знать! – тряс он её за плечи, оставляя синяки. – Не можешь не знать! Говори. Говори, убью, сучка!

– Нет, не знаю! Мне никогда не говорили, где Грот! О нём знают только мама, отец и легат! При чём тут я?!

Он внезапно отпустил её и выпрямился. Огромный, взъерошенный, потный. Колено в высоком сапоге упёрлось в кровать между двух синюшных ножек. Ясна замолчала, задрожала, прижала к себе одеяло, будто оно как-то могло помочь ей отбиться от мужчины.

Влахос ехидно хмыкнул, окидывая взглядом худенькое юное тельце в лёгкой ночной сорочке, на которое уже давно облизывались охраняющие его солдаты, особенно когда надирались по вечерам. Правая рука смело схватила принцессу под коленом. Нога напряглась, стала как деревянная.

– Пусти, – почти без голоса прошептала Ясна. – Отпусти меня.

– Чтобы ты знала, просто к твоему сведению – ты мне никогда не нравилась. И с прислугой я спал, только чтобы тебя позлить – вы ж на лицо одинаковые. Впрочем, может быть, вы схожи и в другом месте? Хочешь, проверю и скажу?

Он закинул её ногу себе на бедро. Ясна закричала, заверещала, как зверёк, угодивший лапой в капкан.

– Не вопить! – холодные сухие руки стиснули её шею, перекрыв кислород. – Где они! Говори! Легат не мог тебе не сказать, ты ж, мать твою, принцесса! Говори! Или задушу паршивку! Душу из тебя всю глупую вытрясу! Кишки твои вырежу, дрянь ты тупая!

Лицо её вздулось и покраснело от удушья. Пальчики зацарапали руки душителя.

Снова звякнул замок.

– Притормозите, командир, – послышался в стороне скрипучий неприятный голос, принадлежность которого к какому-либо полу было трудно определить.

Влахос обернулся. Покрасневший от натуги, злой.

– Вообще-то отец запретил её душить, она как-никак его племянница. Голубая кровь, белая кость, все дела. Пальчики ослабьте.

Дверной косяк подпирало измазанное ваксой бесполое существо, упакованное по самое не могу в боевые доспехи, и дожёвывало яблоко. Насмешливые серые глаза внимательно смотрели на Ловчего, будто ожидая, что тот, вопреки просьбе, примется насиловать девочку прямо при свидетеле.

– Мне твой папаша не указ, – огрызнулся Влахос, но руки убрал. Ясна закашляла.

– Раз ты послушал его и прекратил выпытывать местонахождение Грота у легата, выходит, что всё-таки указ.

Золотоволосая головка кокетливо склонилась на плечо. Дитя улыбнулось.

– Помоги, – прошептала Ясна, извернувшись на перине, всё ещё не совсем понимая, обращается она к кузену или к кузине.

Дитя оттолкнулось плечом от стены, кинуло огрызок за спину в коридор и, прихрамывая, подошло к кровати.

– Подвиньтесь.

Ээрдели насупился, но слез с девчонки. Ясна, подхватив одеяло, вжалась в уже затёртую спиной спинку кровати, подобрав ноги под подбородок. Дитя изящно, насколько это позволяли относительно сковывающие движения доспехи, опустилось прямо на подушки, отвоевав большую часть кровати, и закинуло ногу на ногу. Золотая головка уютно прислонилась к локтю хлюпающей носом кузины.

Дитя, ничуть не стесняясь щербинки между резцов, широко улыбнулось Ясне.

– Девушки вообще-то не по моей части. Не бойся.

«Кузина, – с облегчением выдохнула Ясна. – И голос ну точно девичий, манеры. И на кровать уселась, как девушка, как Вечера сидела. Девушка, как есть… Значит, хотя бы она меня не тронет».

– Давай лапку, – рука Дитя сама схватила руку Ясны и пропустила липкие от яблочного сока пальцы сквозь её пальцы. – Кузина, а ты знала, что имя нашего Влахоса вовсе не Влахос, м-м? Ээрдели, ты ей не говорил? Ты сядь, сядь. В ногах правды нет.

– В нашем случае тебе лучше обращаться ко мне на «вы», – Бродяга отошёл к окну и сел на карло.

– Это верно, забываюсь. Мама тоже говорит, что мне ко всем, кто выше меня по статусу, нужно обращаться только на «вы», а поскольку я ребёнок незаконнорождённый, то это все подряд. Вот прабабка моя больше всех этому рада и для острастки постоянно бьёт меня по губам, если кому тыкну. Видишь ли, на Холодных островах людям чужды такие формальности, но как только наши экипажи, размешав всю грязь Северного Приграничья, остановились в захолустье у Торхила после жуткой трясучки по каменному бездорожью, она первая начала ставить условия. Родина, фамильные земли, дед наш король – достала всех до рвоты. К матери начала приставать с нравоучениями, когда она к ней на «ты» опрометчиво по старой памяти обратилась, – забылась, так отец старуху еле заткнул. Дорвалась бабка, что сказать? Самой уже сто лет в обед, того и гляди развалится по косточкам, если споткнётся, а всё туда же – самоутверждаться. Только павлиньего хвоста ей между дряблых булок не хватает. И мы с Дунканом каждый день теперь выслушиваем про наше ужасное северное воспитание, упадок нравов и грязную кровь