– Надежда оставалась всегда, – тихо сказала она.

– Именно, – с облегчением согласился он. – Мы никогда не теряли надежду. Иногда Кери приходила ко мне после каких-то особенно ужасных событий, охваченная страхом, что такая же участь могла постигнуть и Эви. Но я призывал ее не терять веру, не сдаваться и продолжать поиски. Убеждал ее, что она гораздо сильнее, чем ей кажется. Мы тогда уже не были супругами, но все еще оставались командой.

Кери почувствовала, как желчь подступила ей к горлу. Ей хотелось рвать и метать. Но она подавила это желание, вспомнив слова Бичер. Какую бы чепуху ни нес Стивен, что бы ей не приходилось выслушивать, пусть даже ей пришлось бы петь гимны и маршировать под звуки оркестра, она должна была через это пройти, чтобы вернуться к нормальной жизни с дочерью. Она должна выдержать.

Она пережила гораздо худшее. И не она стояла сейчас на первом месте.

На первом месте была Эви.

Как бы Эви Локк ни старалась, она никак не могла избавиться от одной мысли.

Больно.

На следующий день после крупной пресс-конференции, во время которой она лежала без сознания, Эви пыталась усесться на больничной койке, стараясь не морщиться от боли. У нее еще все болело после операции, но она не хотела беспокоить маму. Она слышала, как медсестры говорила, что «бедная женщина никогда не ложится спать, пока не уснет ее дочь, но и тогда совсем не высыпается». Эви не хотела делать еще хуже.

Она знала, что мама собирается приступить к «неудобному разговору» с ней, и терпеливо ожидала, когда та начнет. На мгновение у нее проскочила мысль о том, что немного странно думать о женщине, сидящей напротив нее, как о «маме». Во время их последнего разговора она звала ее мамой, но сейчас ей было сложно называть ее так даже мысленно, а уж тем более – вслух.

Все-таки это звучало бы немного странно. Ее мать очень постарела за эти шесть лет. Ее образ, хранившийся в памяти Эви все эти года, совсем не совпадал с реальностью. Эти пряди седых волос, морщинки вокруг глаз, огрубевшая кожа, красные глаза…

Конечно, матери было уже почти тридцать шесть, а не тридцать, сколько ей было до похищения Эви. И она все еще приходила в себя после драки с этим парнем, адвокатом Кейвом (и, по словам медсестер, после еще какой-то автомобильной аварии и драки).

Но она выглядела гораздо старше своего возраста. Эви полагала, что причиной тому является все то время, проведенное в беспокойстве за жизнь и судьбу дочери. Время, проведенное на такой работе, при которой ей постоянно приходилось сталкиваться со страшной участью других девушек и с ужасом думать о том, что эта участь могла постигнуть и ее собственную дочь. Удивительно, что она не выглядела еще хуже.

Она задавалась вопросом, почему маме так сложно начать разговор. Они уже говорили о том, что ей придется в подробностях рассказать детективам о событиях на Висте; о том, что ей придется ходить на терапию; о нескольких предстоящих операциях, чтобы возместить «внутренний» ущерб, нанесенный ей за все эти годы; о том, что родители развелись, папа женился на какой-то актрисе, и у него был маленький сын. Что-то еще?

– Дорогая, – начала мама, – врачи уже сегодня готовы выписать тебя. Я хочу обсудить с тобой дальнейшие планы.

– Хорошо.

– Мы с твоим отцом решили, что будет лучше, если ты пока будешь учиться дома. Так ты сможешь неспеша наверстать упущенное. А кроме того, мы не думаем, что должны вот так резко помещать тебя в школьную среду. Это может быть довольно тяжело, особенно...

– Особенно для ребенка, чье лицо засветилось во всех новостях в роли потенциальной жертвы голливудской секс-вечеринки. Я поняла, мама. Все верно.

– Ладно, – сказала мама, – с этим решено. Теперь поговорим об условиях жизни. Пока мы думаем, что большую часть времени ты будешь жить в моей квартире в Плайя-дель-Рей. Но также какое-то время ты сможешь проводить в доме своего отца в Брентвуде, чтобы обвыкнуться и там. А раз вопрос о школе сейчас перед нами не стоит, то это не должно вызвать никаких сложностей. Как тебе?

Однако правда была в том, что сама мысль о необходимости выйти за пределы этой палаты приводила ее в ужас. Мысль о школе и о том, что ей придется жить в разных местах, где, по ее мнению, ее совсем не ждали, было трудно переварить. Но это было бы неправильным ответом. Поэтому она дала правильный.

– Неплохо, – сказала она, старательно изображая вовлеченность.

* * *

У мамы в квартире пахло китайской едой. Это объяснялось тем, что она жила прямо над китайским ресторанчиком. Не то чтобы запах был неприятным, но он был очень сильным, и Эви решила, что она должна постараться привыкнуть к нему, иначе она возненавидит китайскую еду на всю оставшуюся жизнь.

На лице мамы застыло боязливое ожидание, и она поняла, что будет неуместно отпускать шутки насчет запаха. Поэтому Эви сделала вид, что не заметила его вовсе.

Экскурсия по квартире не заняла много времени: они обошли гостиную, кухню, обеденный уголок, ванную и две спальни.

– Уютненько, – ответила она на немой вопрос матери.

Мама громко рассмеялась. Это был ее первый настоящий смех после их встречи.

– Что? – спросила Эви.

– Ничего. Ты очень дипломатична. Ты могла бы стать отличным риелтором. Скажешь, понравились ли тебе простыни. Я затруднялась в выборе. Подумала, что пони с радугами – не вариант. Но, в конце концов, и Ренуар не писал акварели.

– Кто такой Ренуар? – спросила Эви.

– О, это такой художник.

– Это одна из тех вещей, о которой я могла бы узнать, учась на дому. Можно кое-что спросить у тебя?

– Конечно, – неуверенно ответила мама.

– Когда у тебя появилась эта квартира?

– В прошлом году.

– Но почему ты выбрала квартиру с двумя спальнями? Ведь вы с папой развелись.

– Это очень просто, милая. Одна спальня – для тебя.

* * *

Вечером мама пригласила несколько друзей. Они ели пиццу и играли в настольные игры. Эви решила, что мама немного боится оставаться с ней наедине. В больнице постоянно толпилась куча народу, поэтому вдвоем они оставались не так уж часто. И если говорить начистоту, то Эви тоже была рада компании, поэтому она положительно отнеслась к таким планам на вечер.

Подруга мамы, Магс, была той еще штучкой. Красивая и высокая, она выглядела как амазонка с ярко-рыжими волосами и огромными сиськами. Она говорила с сильным южным акцентом, который, как решила Эви, та использовала в качестве аксессуара. Она вела себя как персонаж из «Унесенных ветром» или что-то в этом роде, но в какой-то момент у нее вырвалась отрыжку, в которой она шуточно обвинила маму. Время проходило довольно весело.

Вообще-то, Эви помнила друга мамы, Рэя, хотя и сделала вид, что не помнит. Она помнила, что он иногда брал у мамы консультации, когда та была профессором в университете.