– Как знаешь, – веду плечами, и на том мы заканчиваем наш разговор, потому как он совершенно бессмыслен. Я не знаю, есть ли способ заставить ее захотеть меня так же, как ее хочу я. Безоглядно. Но когда дело до ходит до секса, мне кажется, что я к этому близок.

Осень сменяет лето, а я до поры до времени того даже не замечаю. Проблем столько, что как-то не до погоды. В окно и то некогда посмотреть. Время несется сквозь меня, оседая на плечах легкой тяжестью. Я чертовски устал. Дни сливаются в бесконечную ленту кинопленки. А я уже не понимаю, на хрена мне это все? Бросить бы к чертям. И пусть другой идиот с этим ебется. Но бросить – означает сдаться. И позволить тем, кто только и ждет, когда я оступлюсь, взять над собой верх. Это не по мне совсем. К тому же я понимаю, какой может быть цена слабости. И не собираюсь ее платить.

А потому, несмотря на свою усталость, я очень внимательно и глубоко прорабатываю ситуацию. В моем окружении не так уж много людей, имеющих, что называется, доступ к телу.

Под подозрением, конечно, и Инна. Собственно, в моем списке она одна из первых. То, что мы с ней были вместе – отнюдь не играет ей на руку. Скорее даже наоборот. И пусть ее вдоль и поперек проверили, прежде чем выдать нужный допуск, теперь это ничего не значит. Порвал-то я с ней значительно позже. И повод мне мстить у неё появился не так-то давно.

– Звонил ваш стоматолог по поводу коронки на…

– Я его наберу, – злюсь какого-то хрена. А Инна в привычной спокойной манере кивает. Медлит секунду, будто не уверена в том, что ей стоит это делать, но все же предлагает:

– Иван Савельич, давайте я все же ужин закажу?

Это такой намек, что я отощал?

– Нет, спасибо.

Не знаю, почему упрямлюсь. Может быть, потому, что мне невыносимо осознавать, что я в ней ошибся? Хотя тому пока нет доказательств. Да и вообще…

Неосторожно задеваю папку с документами, которые Инна только что принесла. Папка падает. Инна тянется собрать разбросанные по полу листы.

– Я сам! – гашу ее порыв окриком. Наклоняюсь к проклятым бумажкам и, скрученный острым приступом боли, с шипением заваливаюсь на ковер.

– Что случилось? Спина, да? – Инна опускается на колени. Прямо возле руки, которой я для надежности упираюсь в пол.

– Твою ж мать…

– Сейчас-сейчас. Погоди. Давай, обхвати меня. Здесь до дивана недалеко. Сможешь добраться? Или мне прямо тут укол ставить?

Боль чуть отпускает. Я поднимаю взгляд и кошусь из-под бровей на Инну. Ситуация – глупее не придумаешь. Но не скорую же мне вызывать, лишний раз показывая шакалью свою слабость. Хотя, если и она примкнула к их стае… Ноздри яростно раздуваются.

– Дойду. Набирай шприц.

Чертов радикулит. Кряхтя, как дед, перебираюсь на диван. Расстегиваю ремень, ширинку. Тут пошевелиться больно, не то что снять штаны. И неловко до чертей опять же. Хотя Инна сто раз видела меня голым. Да и уколы мне ставила не единожды.

–  Я помогу. Ты только на бок перевернись.

Она уже давно перешла на ты, но я молчу и не поправляю. Глупо  требовать соблюдения субординации, когда ты с голой задницей. К тому же мне вообще не до этого. Скрутило меня в самом деле жестоко. Инна так близко, что я невольно улавливаю её сочный аромат. Мое тело рефлекторно откликается, несмотря на боль и отсутствие осмысленного интереса. Интересная штука – память. Я как собака Павлова. Еще чуть-чуть, и слюни потекут.

Влажная ватка проходится по коже. И мои мышцы конвульсивно сжимаются.

– Расслабься.

Легко сказать. Но прежде, чем я успеваю огрызнуться, она отвешивает мне звонкий шлепок. Укуса иглы я не чувствую. Морщусь, лишь когда Инна начинает вводить лекарство.

– Ты меня ударила! – говнюсь я, чтобы разбавить возникшую неловкость, и чуть приподнимаюсь, собираясь вернуть на место брюки. Инна выбрасывает шприц в корзину.

– Представляешь, сколько людей мне позавидовали бы, если бы об этом узнали? – ее губы растягиваются в улыбке, на которую я помимо воли отвечаю. Может быть, это тоже рефлекс? Смеяться над одними и теми же шутками?

Это длится какую-то долю секунды. А потом я отсекаю протянувшиеся между нами ниточки. И хмурюсь. Инна отводит взгляд и вытирает руки спиртовой салфеткой, а я буквально чувствую, как пространство вокруг нас заполняется холодом отчужденности. Осторожно спускаю ноги на пол.

– Ты пропустил осенний курс массажа. Вот поэтому и скрутило, – тихо замечает Инна.

– Да, – я несколько растерянно веду пятерней ото лба к макушке. Когда она контролировала все мое расписание, до такого как-то не доходило.

– Может быть, мне стоит ввести в курс твою девочку? – обычно уверенному голосу Инны в этот раз этой уверенности сильно недостает. И именно этот тон заставляет меня насторожиться еще больше.

– В курс чего? – вскидываюсь.

– В курс твоего распорядка. Ты и стоматолога пропустил, и…

– Не надо! – рявкаю я. Даже себе я очень неохотно признаюсь в том, почему мне так тошно от этой мысли. Я не хочу, чтобы Жанна занималась моими коронками. Господи… Я не хочу, чтобы она вообще знала о том, что они существуют. Это унизительно.

– Ладно. Растереть тебе спину диклофенаком?

Размышляю секунду. Может, это и лишнее. Укол вот-вот подействует, и я буду снова как огурчик. Но в противовес собственным аргументам, неожиданно даже сам для себя соглашаюсь.

– Можно…

Снимаю рубашку. Сдвигаюсь так, чтобы Инне было удобно. И зажмуриваюсь, когда ее прокладные пальцы начинают разминать мою многострадальную спину. Кажется, они слегка дрожат… ее пальцы. Дышу носом. Выдыхаю ртом. И в этот самый момент дверь в кабинет открывается.

– Жанна, – дергаюсь я, на секунду забыв, что пока не стоит.

Инна отводит ладони, отступает на шаг и, отвернувшись к столу, бормочет:

– Я оставлю мазь вот тут, хорошо? Вдруг понадобится.

Бурчу что-то неопределенное и, глядя только на Жанну, коротко поясняю ситуацию:

– У меня спину прихватило. Вот… Пришлось принять меры.

Она кивает. Но ничего не говорит до того момента, пока мы не остаемся одни. Ситуация и впрямь двусмысленная. Представляю, что она подумала. Шагаю к ней. Обнимаю. Но Жанна отбрасывает мои руки. Это впервые, когда она ведет себя так. Это, наверное, ужасно. Но мне безумно нравится, как она ревнует. Так чертовски нравится…

Может быть, все мои сомнения не стоят ломаного гроша?

Я ее снова хватаю. А она опять меня отталкивает. Спина еще побаливает, поэтому я контролирую буквально каждое движение, когда меняю нашу расстановку, оттесняя ее к столу.

– Поцелуй меня.

– Не буду! Пусть тебя эта рыжая целует!

– Зачем? Я хочу, чтобы ты… – улыбаюсь и толкаю-толкаю ее вперед.