Отворачиваюсь от окна, ведь надо идти искать выход, как вдруг... Чьё-то тихое, мягкое дыхание.

Здесь кто-то есть.

Обвожу глазами комнату: над спинкой одного из диванчиков – затылок. Кто-то сидит лицом к камину, сидит очень тихо – только и слышно, как дышит. Приближаюсь с осторожностью: ещё неизвестно, какой ждать реакции на тряпичную куклу в библиотеке. Готовлюсь в любую минуту пуститься наутёк, броситься по коридору к выходу. Будь нынче Хеллоуин, моя внешность пошла бы на пользу, всего лишь исторгли бы пару воплей, но в обычный вечер живая тряпичная кукла в мире людей может испугать не на шутку.

Ближе, ближе... Фигура на диване скорее полулежит, чем сидит, плечи опущены, щёки отвисли... А следующее, что предстаёт перед моими глазами, заставляет меня замереть на месте. Сердце сжалось от боли, перед глазами плывёт.

Короткие седые волосы старушки, уложенные в ничуть не помявшуюся причёску, покрывает тончайший слой белого песка. Он рассыпан у её ног и даже прячется в складках строгого выглаженного костюма.

Старушка спит, точно так же, как все остальные. Как все в городах-праздниках.

Здесь, в мире людей, уже побывал Песочный человек. Меня охватывает отчаяние, хочется всё бросить, свалиться мешком на пол и прижаться лбом к холодным плитам. Уснули все. Тот крохотный огонёк надежды, что успел было блеснуть во мне, гаснет, как свеча на ветру. Давно ли Песочный человек был здесь? И где он сейчас? До сих пор ли в мире людей? В мире столь обширном, что я даже представить себе не могу, как его здесь искать...

Я подбираюсь к пожилой женщине чуточку поближе – меня почему-то тянет к ней, как магнитом. Вид у неё довольно умиротворённый для человека, впавшего во внезапное пагубное забытьё. Элегантная нитка жемчужных бус на шее, к ним жемчужные серьги. Ухоженная, утончённая женщина, которая точно не сама расчёсывает себя и обувает. Передо мной женщина, которой прислуживают.

Прекрасно понимаю, что надо уходить, идти искать ближайшее кладбище и пытаться пробраться в город Хеллоуина. Нужно попасть туда, сварить зелье и затем каким-то образом найти Песочного человека... Однако меня завораживает эта женщина, её аккуратно подобранная одежда, вся эта комната, в которой она, кажется, одна не случайно. Подхожу к рабочему столу у окна, провожу пальцем по корешкам книг на нём – томики стихов, древняя литература, издания по государственным стандартам и королевским штандартам. Разворачиваюсь кругом, взгляд падает на картину над камином. Подхожу посмотреть на цыпочках – хотя поблизости, конечно, нет никого, кто бы мог меня услышать и прийти на звук.

Картина, как я быстро понимаю, – портрет той самой женщины, что уснула на диване. Она запечатлена несколькими годами ранее – тут она моложе, волосы с проседью уложены мягкими волнами вокруг лица, длинное белое с золотом платье и лента через плечо, а на ленту прицеплены какие-то штучки: бумажные квадратики и серебряные значки. На голове у женщины сверкающая, изысканная корона из серебра. Внизу на позолоченной раме бронзовая табличка с надписью: «Её Величество Елизавета II».

Оборачиваюсь на женщину – и ещё раз оглядываю библиотеку.

Там, в городе Грёз, отец сказал мне, что, переступая порог двери, надо загадать название места. Но единственное слово, которое крутилось тогда у меня в голове, было «королева».

Видимо, меня перенесло в библиотеку королевы. В то время как сама она спит мирным сном в шаге от меня.

Подхожу к ней, осторожно подсаживаюсь рядом на подушки. К этой персоне меня тянет любопытство. Изящный – даже во сне – наклон подбородка, грациозно и скромно сложенные на коленях руки (на левой – обручальное колечко). Время вокруг замирает; я на мгновение забываю о спешке, с какой вошла сюда.

Снова поднимаю глаза на портрет: пусть в реальной жизни вид у королевы совсем не такой церемонный, но что-то в ней есть. Какая-то величественность, какую не измеришь метрами шёлка, пошедшего на её платья, или ценой жемчуга, обегающего её бледную шею. Спит она или нет, в шелках-ожерельях она или нет – в ней видна королевская натура. В её дыхании, что пронзает хрупкие лёгкие, в её утончённых чертах лица, в решительном подбородке. В ней есть достоинство, статность, величие.

Наверное, с этим можно только родиться. И, увы, я с этим не родилась. Моя корона досталась мне позже, на мою голову села искусственно, тяжёлой обузой.

Однако мой взгляд по-прежнему прыгает с портрета на саму королеву, кое-что выискивает. Пытается нащупать ту незримую, истинную компоненту. Жаль, что эта женщина спит. Иначе можно было бы спросить у неё, каково это, быть королевой в мире людей. Бывает ли у неё такое чувство, что она задыхается под гнётом своих королевских обязанностей, бесконечных взглядов своих подданных? Кажется ли ей порой, что в этих взглядах сквозит недовольство ею? Я бы спросила, как давно она уже королева, хотела ли сама ею стать или её короновали другие, посадили на трон против воли. Мне бы хотелось узнать историю её жизни.

На овальном журнальном столике остыл чайник; рядом изящная чашечка в ромашках, недопитый чай, лёгкий аромат лимона. Казалось бы, такая обычная вещь – сидеть в библиотеке и пить чай. Умиротворяюще обычная.

Эта женщина легко могла бы быть чьей-то бабушкой, которая субботним утром печёт внукам печенье и до поздней ночи вяжет шарфы. А может быть, она и является ею, но вдобавок и королевой. Возможно, в ней хорошо уживаются обе роли.

Передо мной правительница в настоящей короне, с личным портретом на стене собственной библиотеки. Она же – заботливая бабушка. Она же – просто женщина.

Может быть, это уживётся и во мне. Тряпичная кукла и Тыквенная королева. Сама диктует свои условия, понимает свои потребности. Правительница, которая не позволяет королевскому величию заслонить личность тряпичной куклы, какой она всегда была и остаётся. Кладу свою мягкую руку поверх ладони королевы. Делаю это с большой опаской: наверняка не положено. Но мне так хочется прочувствовать человеческое в её коже, ощутить реальность её существования, убедиться, что и по её королевским венам течёт кровь, как у всех. Королева касается руки королевы.

Готова поклясться, её величие ощущается через кожу, проступает незримым золотым сиянием. Могущество женщины, которая многое испытала за свою долгую жизнь. Женщины, которая была рождена для подобной роли.

А всё же наверняка есть и такие принцессы, или герцогини, или королевы, которые, как и я, чувствуют себя не на месте в таком положении. Уверена, не всякая корона в этой библиотеке, в этом дворце сидела крепко и уверенно на