сих пор не знаю, почему я не рассказал о происшествии родителям. Это стало моей тайной.

Через несколько дней, преодолевая страх, я снова забрался на чердак посмотреть, на месте ли чемоданчик. Он был там. Целый месяц я ходил и проверял, а однажды рискнул его открыть. Внутри лежали золотые и серебряные монеты, кольца, браслеты, золотые часы, драгоценные камни и многое другое. Я сидел и думал, куда девать все это богатство. Сказать родителям побоялся, каким-то внутренним чутьем понимал, что это может им навредить. В милицию чемоданчик тоже не понес – вдруг мне не поверят и посадят в тюрьму? В итоге я решил спрятать сокровища, чтобы их никто не нашел. Потом жизнь так закрутила, что было не до тайника: отца посадили, мама тяжело заболела, началась война, потом блокада. Смерть ходила рядом, на моих глазах люди падали от голода и замерзали. И тогда я вспомнил о чемоданчике. Обессиленный, приполз на чердак, достал золотые часы и несколько монет, пошел на барахолку и обменял все на кусок хлеба. Так делал несколько раз. И когда я в очередной раз открывал чемоданчик, перед моими глазами возникал человек с перекошенным от страха лицом…

Позднее я узнал, что до революции владелец дома был богатым человеком и имел накопления, часть которых планировал потратить на ремонт дома. Но дом конфисковали, оставив ему лишь маленькую комнату для проживания, где он и хранил свои драгоценности. Кто-то из новых жильцов донес о тайнике, и Магнецкий решил спрятать сокровища в более надежном месте. Увидев в окно, что за ним пришли, он схватил чемоданчик и попробовал скрыться через крышу, но трагически погиб. По сути, этот человек спас жизнь мне и моей маме во время блокады. После войны я замуровал оставшиеся драгоценности в кирпичную стену на чердаке и больше к ним не притрагивался. Все это время у меня не выходили из головы последние слова Магнецкого: «Сохрани ради дома!» Теперь я понял: он надеялся, что его собственность когда-нибудь вернется, и деньги пригодятся на ремонт.

Вот такие дела, Никитич! Сейчас дом как никогда нуждается в хозяине и заботе, и я готов передать сокровища на его ремонт. Я стар, жить мне осталось недолго, но хочется, чтобы дом, который построил Петр Андреевич Магнецкий, в котором я родился и вырос, где жили мои родители, преобразился и снова стал крепким, здоровым и красивым. Ты должен это сделать, Никитич! Если выгодно продать ценности, которые хранятся на чердаке, на ремонт хватит с лихвой. Надеюсь, Петр Андреевич простит меня за то, что во время блокады я воспользовался кладом. Это было сделано ради спасения жизни…

Никитич слушал Генриха Альбертовича, затаив дыхание. Чай давно остыл. Повисло гробовое молчание.

– Даже не верится. Как в кино! – наконец вышел из оцепенения Никитич, вытирая испарину на лысой голове.

– Иди домой и все обдумай, а завтра я покажу тебе тайник, – закончил беседу Генрих Альбертович, убирая со стола.

Никитич ушел, а Генрих Альбертович прилег на кушетку. Мысли перенесли его в прошлое: школа, арест отца, война, институт, смерть матери. Семью так и не создал. Была пара попыток, но неудачных. Детей не завел. И всю жизнь хранил тайну о богатстве, в глубине души надеясь, что когда-нибудь настанут лучшие времена, он вскроет тайник и заживет по-настоящему – купит свой дом, женится, будет возиться с детьми. Но время шло, менялись руководители страны, а сокровища оставались нетронутыми. Во все времена страх одолевал Генриха Альбертовича. При Сталине нельзя было даже думать о деньгах – сразу арестуют и упекут в тюрьму на всю жизнь. Хрущевская оттепель немного порадовала, но о том, чтобы создать свое дело и иметь собственность и речи идти не могло – за фарцовку, так называлась продажа драгоценностей, полагалась «вышка». Во времена Брежнева всем надлежало быть одинаковыми и не высовываться. Свобода появилась при Горбачеве, но тоже какая-то странная – под «крышей» у бандитов. А когда наступили лихие ельцинские годы с их вседозволенностью и погоней за наживой, здоровье Генриха Альбертовича пошатнулось, и он решил спокойно доживать свой век. О тайнике вспоминал редко. Но разрушение дома навело на мысль использовать деньги бывшего домовладельца по прямому назначению – пустить их на ремонт. Утром Генрих Альбертович проснулся от трели дверного звонка. Когда открыл, увидел на пороге председателя ТСЖ Никитича, точнее – полковника в отставке Андрея Никитича Егорова.

– Идем? – сразу спросил он.

– Идем! – согласился Генрих Альбертович, и они медленно двинулись к лазу на чердак. Было довольно темно, и Никитич включил припасенный фонарик. Луч света плясал по старым кирпичным стенам.

– Та, левее, – показал на более свежую кладку Генрих Альбертович. – Там все спрятано.

Никитич вынул долото, молоток и начал сбивать кирпичи. Через 20 минут показался угол старого чемоданчика.

До начала ремонта дома пришлось выполнить массу бюрократических процедур: приватизировать все комнаты, осуществить проектирование, получить разрешения, согласования и т. п. Для каждого жителя выполнили индивидуальную планировку квартиры, вместо подвала решили сделать цокольный этаж, чтобы потом сдавать его в аренду, а полученные деньги использовать на содержание дома и следующие ремонты.

Сам ремонт длился девять месяцев. Строго по чертежам и старым фотографиям восстановили фасад, укрепили фундамент, скрепили в металлические обоймы стены, заменили окна и гранитные панели, все заново оштукатурили. Установили новый лифт. Особенно кропотливо восстанавливали парадную лестницу с коваными перилами.

Генрих Альбертович почти каждый день приходил смотреть, как идет работа, следил за качеством, давал советы, помогал оформлять документы. Он будто молодел вместе с домом, стал более общительным, а на его лице часто играла таинственная улыбка.

И вот новоселье. Счастливые жильцы вернулись в СВОЙ любимый дом. Фуршет, торжественные речи. Слово взял Генрих Альбертович и предложил назвать дом в честь его бывшего владельца – Петра Андреевича Магнецкого. Когда все согласились, на душе у Генриха Альбертовича стало спокойно, тайна перестала его мучить, и он обрел внутреннюю свободу.

Так началась новая счастливая жизнь – дома и Генриха Альбертовича.

Нищий

От сумы и от тюрьмы не зарекайся.

Русская народная пословица

Закончив работу, Евгений Николаевич, несмотря на позднее время, решил идти домой пешком. Небрежно бросив водителю: «Все, Володя, на сегодня ты свободен, можешь возвращаться к своей любимой. Завтра не опаздывай!», медленно вышел из офиса и зашагал по Невскому проспекту.

Погода была великолепной, приближалась пора белых ночей, и медленная прогулка по городу приносила Евгению Николаевичу искреннюю радость. Он любил гулять по Невскому: здесь можно погрузиться в воспоминания – прочувствовать историю