«Новости Новоречинска». Рубрика «Криминал».

* * *

«…И снова мы вынуждены познакомить читателей с подробностями из жизни криминального мира. Каждый день газеты пестрят сообщениями о разборках в криминальной среде. Теперь в ресторане „Лира“ убили главаря одной из бандитских группировок города по кличке Испанец. Испанец, по нашим данным, был одной из ключевых фигур в преступной группировке Леонида Кулагина. Убийство было совершено прямо на танцполе… Поход в ресторан для этого криминального авторитета закончился смертельным исходом. Виктор Иващенко, это настоящее имя Испанца, погиб от множественных ножевых ранений…

Может быть, мы становимся свидетелями самоистребления преступных кланов? Иначе думать не хотелось бы…»

Газета «Факты». Рубрика «Неожиданный ракурс».

Альбатрос неспешно и аккуратно сложил бумаги в сейф и только после этого обернулся к сидящему в глубоком кожаном кресле Шейху. Тот вынул изо рта толстую сигару, и его лицо окуталось густым, непроницаемым клубом дыма.

— Вчерашние газеты читал?

— Наши или новоречинские? — Альбатрос опустился на низенький диванчик возле окна.

— Наши, наши. О Новоречинске я уже не говорю, — лицо у Шейха было серым и сумрачным. Альбатрос отлично знал, какие невеселые думы одолевают сейчас товарища. К тому же, как человек, склонный к самобичеванию, Шейх не мог не чувствовать ответственности за происходящее. — Новоречинских я уже обчитался. В глазах рябит. А теперь волна докатилась и до нас. Так ты читал или нет?

— Читал, — неохотно признал Альбатрос. — Сегодня утром. Газетчики во всем хают представителей власти. Ссылаются на их несостоятельность. Дескать, беспредел и произвол криминальных структур растет с каждым днем. Но, если читать между строчек… — он немного замялся, — это камень в наш огород. Многолетняя система начинает давать сбой…

Шейх только небрежно отмахнулся от последних слов собеседника. Сигара снова оказалась у него во рту, и он нервно пожевал ее кончик.

— Система тут ни при чем, брат. Система всегда работает как надо. А вот отдельные ее элементы… Плохо проверенные элементы…

— Перестань, — Альбатрос резко поднялся и принялся мерить широкими шагами свой кабинет. Его кряжистая фигура мелькала на фоне большого панорамного окна, то заслоняя от Шейха солнце, то снова открывая его. — Не береди душу. А то я сам начинаю чувствовать себя виноватым.

— А ты-то в чем виноват?

— Я должен был ехать в Новоречинск сам. И сам присутствовать на той сходке.

Шейх нахмурился:

— То есть ты намекаешь на то, что я оказался несостоятелен?

— Я не говорил этого, — Альбатрос остановился. — И я устал от твоего вечного передергивания карт. Дело не в состоятельности, Шейх. Я не исключаю того, что этот Кулагин мог заморочить голову и мне своими туманными обещаниями, но… Черт, в конце концов, ты не психолог, Шейх. Человека надо чувствовать изнутри. Сколько времени, кстати, прошло из отпущенного Кулагину срока?

— Почти все. — Шейх погасил сигару. — Через две недели истекают полгода. И что мы имеем? Вместо обещанных тридцати мы регулярно видим поступления в общак в размере двадцати пяти процентов. Да и то это такие крохи, о которых и говорить-то в приличном обществе стыдно. А что касается вывода Новоречинска на новый, высокий уровень, то тут, ты уж извини меня за откровенное выражение, и подавно полная жопа! Никакого уровня я не вижу. Напротив, все стало еще хуже, чем было. Трупы, трупы и еще раз трупы! Они растут в Новоречинске, как грибы. Такое впечатление, что там настоящая гражданская война…

— Да знаю я, — оборвал приятеля Альбатрос. — Все отлично знаю.

Он вновь остановился возле окна и некоторое время находился спиной к Шейху, глядя на курсирующее внизу движение транспорта. Шейх не торопил Альбатроса с решением. Он знал, что тот должен принять его самостоятельно. Более того, Шейх был уверен, что он его уже принял, но не решается озвучить. Вступать в разборки Москве при нынешнем нестабильном положении было крайне невыгодно. Но оставлять все как есть и смотреть, куда Новоречинск кривая вывезет, тоже было нельзя. Колебания Альбатроса были вполне понятными.

Наконец он развернулся к Шейху лицом.

— Я думаю, мы должны предъявить Кулагину сейчас, — глухо изрек Альбатрос. — Именно сейчас. Пока его испытательный срок не закончился. Я думаю, так будет грамотно. Конечно, времени на то, чтоб что-то исправить, у него все равно не будет, но…

— Ты стал сентиментален? — Шейх прищурился.

Это уже было похоже на предъяву самому Альбатросу. Но вор в законе сдержался. Не в его правилах было отвечать провокацией на провокацию. Во всяком случае, мгновенно. Но Альбатрос никогда ничего не забывал. Даже единственного случайно оброненного в разговоре с ним слова.

— Это не сентиментальность, Шейх, — спокойно парировал он. — Это политика. Очень глубокая наука, скажу я тебе. Все нужно делать поэтапно, и для любого хода существует определенное время. Поверь мне, я знаю, что я делаю. Для начала…

Что требовалось сделать для начала, Альбатрос договорить так и не успел. На его столе сработал зуммер внутренней селекторной связи, и в унисон этому звуку на пульте призывно заморгала красная лампочка. Вор в законе вернулся к столу и нажал нужную кнопку:

— Да, Леночка?

— Петр Александрович, к вам Герасимов.

— Пусть проходит.

Шейх хотел было подняться с кресла, но передумал и лишь сменил позу, забросив одну ногу на другую. Альбатрос опустился на свое рабочее место.

Слегка скрипнув, дверь приоткрылась, и через порог уверенно шагнул Пилот. На нем был новенький, с иголочки, белоснежный костюм и такой же белый галстук на фоне салатного оттенка рубашки. В правой руке у Пилота был дипломат. Попутно обменявшись приветственным рукопожатием с Шейхом, он прямиком прошел к столу Альбатроса и опустил перед ним на черную полированную поверхность свой дипломат. Молча отошел назад и расположился во втором, точно таком же кожаном кресле, как Шейх. Альбатрос некоторое время сидел без движения, затем придвинул дипломат к себе и раскрыл его. Выудил одну из туго перетянутых пачек долларов. Бездумно пробежался пальцами по купюрам и тут же положил пачку обратно. Снял дипломат со стола и поставил его на пол.

— Были какие-нибудь сложности? — спросил он, обращаясь к Пилоту.

— Никаких, — ответил тот. — Все прошло гладко. И я рад, что этот геморрой наконец разрешился.

— Да. — Альбатрос положил перед собой сцепленные в замок пальцы. — Жаль только, что это не единственный и не последний геморрой в нашей жизни. — Он вновь пристально посмотрел на Пилота: — Ты догадываешься, о чем я говорю, Коля?

— Ну, я же не кретин. Конечно, догадываюсь.

— А ведь мы с тобой, помнится, говорили на эту тему после того, как от Кулагина пришло приглашение на сходку. Помнишь?