в виду, семьдесят процентов зала думали, что мы немецкие «вау». Они не знали, что мы из Ливерпуля. Они говорили: «Господи, у них неплохой английский, надо же!» Вот тогда мы поверили, что хороши. До Гамбурга мы думали, что все нормально, но можно и лучше. Только вернувшись в Ливерпуль, мы увидели разницу — когда все остальные вокруг играли хрень в духе Клиффа Ричарда».

На самом деле Beatles тоже еще не делали ничего оригинального. Нет, возможно, творческий дуэт Леннона и Маккартни уже сотворил несколько песен, но в тот вечер ничего нового группа не спела. Литерлендская публика была в восторге от их качественных полнокровных каверов американских рок-хитов.

Можно было бы предположить, что какой-нибудь предприимчивый промоутер, увидев отклик аудитории в Литерленде и других местах в Ливерпуле в течение следующих нескольких месяцев, предложит группе контракт. Но этого не произошло. Как Liverpool Echo, вечерняя городская газета, которую в те дни читали в Мерсисайде более миллиона человек, совершенно не интересовалась ни одной из местных групп, так и ни один молодой менеджер не рвался примерить на себя роль нового «Полковника» Тома Паркера[24]. Недостаток интереса от импресарио озадачивал Джона. Но то был Ливерпуль образца 1961 года, где и понятия не имели, как управлять популярными группами. За выступления битлам редко платили больше восьми фунтов на человека. И хотя иногда группа успевала сыграть за вечер даже в двух залах, ибо Нил Эспинолл, забросив свои конспекты, купил старый фургон и возил их по Ливерпулю, все держалось на честном слове. Неудивительно, что с завершением сезона рождественской почты Пол пошел в подмастерья электрика — на три месяца с поденной оплатой. Никто из них не мог быть уверен, что в музыке действительно может быть будущее.

В середине января 1961 года Стюарт вернулся из Гамбурга и подал заявку на факультет подготовки преподавателей в Ливерпульский художественный колледж. Джон скучал по нему, за последние шесть недель они писали друг другу длинные письма, и, как только Стюарт приехал домой, Леннон в тот же вечер отправился к нему. Оба уже понимали, что по дороге музыканта Стю не пойдет. Но пока суд да дело, в ожидании, когда к нему приедет Астрид, Стю вернулся в группу на роль басиста. И в конце января после концерта в Лэтем-холле в Северном Ливерпуле его в туалете избили тедди-бои.

Никто не понимал, чем им так насолил тихоня Стюарт. Но что бы ни стало поводом, пока остальные загружали оборудование в фургон Нила Эспинолла, Стю бросили на землю и били ногами по голове. Когда Джон и Пит поняли, что происходит, они кинулись в драку, в которой Джону сломали палец.

Стюарт в те дни жил в новом доме родителей, недалеко от Сефтон-парка. Как вспоминала Полина, его сестра, он вернулся домой в крови, но в больницу ехать отказался. На следующий день семейный врач, осмотрев его, сказал, что серьезных повреждений нет, и вечером он снова играл на басу — уже в другом клубе. Джон играл с лубком на сломанном пальце.

С тем же лубком он играл 9 февраля 1961 года, когда битлы дебютировали в клубе «Кэверн». Конечно, Джон бывал там и прежде, в 1957 году, с The Quarry Men, когда ему велели послать «к черту чертов рок-н-ролл». Теперь мир шел дальше… более-менее.

«Самый мелкий оборвыш из всех, что я видел», — заметил вышибала в дверях «Кэверн», когда Джордж прибыл к дому № 10 по Мэтью-стрит в джинсах и кожанке. И он не шутил — по крайней мере, не сильно. Да, то было в обед, но «Кэверн» держал марку, и на самом верху запретного списка находилась «джинса». Должно быть, это имело какой-то смысл. Мэтью-стрит — это центр города. Любые фанаты в середине дня — это ребята, уже начавшие зарабатывать на жизнь. Если парни — значит, либо клерки, либо курьеры из ближайших страховых и судоходных компаний. Значит, уже знают, что такое работа. Значит, будут пытаться выглядеть умней. Значит, ходить они будут в рубашке с воротником, в пиджаке и в галстуке. Пропустить в «Кэверн» подростков в «джинсе» — значит потворствовать «отребью». Так решил владелец, Рэй Макфолл. А он не хотел видеть в своем клубе местную шпану. Девушки, которые могли бы туда зайти — машинистки, продавщицы, ассистентки парикмахеров, — тоже одевались надлежащим образом, в практичные рабочие юбки, чаще всего серые, а волосы зачесывали назад и укладывали в «улей». Да, шестидесятые продолжались уже целый год, но те легендарные «шестидесятые», время яркой юношеской моды, оптимизма, вседозволенности, наркотиков и рок-н-ролла… до них было еще далеко.

Или недалеко?

Вскоре у дверей клуба «Кэверн», разодетые так же, как Джордж, появились Джон, Пол, Пит и Стюарт — и намек был ясен. Варвары стояли у ворот, и привратник должен был их впустить: в джинсах ли, нет, в этот день выступали они. А артисты, как известно, живут по иным правилам.

Если судить по его внешнему виду в 1961 году — дверь в складском здании в мощеном переулке, — клуб «Кэверн» не сулил ничего особо соблазнительного. Он располагался недалеко от Пир-Хед, а потому у входа большую часть дня разъезжали грузовики и фургоны: то выгружали, то забирали ящики свежих овощей и фруктов, и в воздухе по всей округе царил приторный аромат перезрелых плодов. Семнадцать ступеней вниз — и вы попадали в три душных погреба, с несколькими поменьше по бокам, с мокрыми от подросткового пота стенами, — в те дни никто еще не задумывался о вентиляции или кондиционерах.

В «Кэверн» битлов привел Боб Вулер, бывший железнодорожный чиновник, взявший себе новую роль искателя талантов для клуба. Макфолл не сразу увидел группу, а когда это случилось, сказал Вулеру, что если бы сперва увидел, то не дал бы на них ни гроша. Но потом он их услышал — и просто стоял в задней части клуба, в полном восхищении глядя на то, как они играют и поют, шутят, дразнят публику, жуют, дурачатся между песнями и все время поддерживают разговор с фанатами, которые то и дело выкрикивали, какую песню хотят. Beatles обладали великим даром — они умели превращать зрителей в друзей. Если что было не так с усилителем или микрофоном, а так случалось часто, они не паниковали и не гадали: ой, что же теперь сказать?.. Они просто развлекали фанатов и могли даже спеть вместе с ними, пока проблема решалась. Благодаря долгим концертам в Гамбурге они чувствовали себя на сцене как дома — и были