Шрифт:
Интервал:
Закладка:
* * *
В тот день в дружной семье Шориных была обычная субботняя домашняя уборка. Глава семейства Пётр Шорин, вместе с трёхлетним сыном Ваней, вышел во двор в таганском переулке, где в течение часа выбивал ковёр, придверной коврик и пару одеял. Тем временем хозяйка дома, Светлана Шорина, пропылесосила квартиру и приготовила обед. Около двух часов семейство уселось за стол. А спустя полчаса Шорин-старший предложил подышать воздухом — прогуляться. На что хозяйка ответила:
— Вы пока идите вдвоём, а я тут посуду перемою и бельё для стирки замочу.
Так они и сделали.
Между тем в этот послеобеденный час на детской площадке никого не было. Шорин-старший поначалу был этим удручён, поскольку он заметил, как его всегда общительный сын сразу загрустил, лишённый общения со сверстниками. Однако в следующую минуту из-за ближних домов показалась процессия — высокий мужчина с чёрными, как смоль волосами, вёл за руку двух детей — мальчика лет пяти и девочку примерно одного возраста с Иваном. Доведя их до детской площадки, мужчина выпустил детей из рук, и произнёс:
— Поиграйте, ребятки, с мальчиком.
А сам подошёл к Шорину, который стоял неподалёку, на тротуаре у автобусной остановки, и курил.
— Ваш мальчишка? — поинтересовался мужчина.
— Мой, — согласно кивнул головой Шорин-старший.
— Сигаретой не угостите — свои дома забыл? — попросил мужчина.
Вместо ответа Шорин-старший достал из кармана пиджака пачку «Явы» и зажигалку. Когда мужчина закурил и сделал пару затяжек, последовал новый вопрос:
— Газеты сегодняшние читали?
— Не успел, а что там? — поинтересовался Шорин-старший.
— Указ вышел о борьбе с пьянством. Хорошее дело затеял наш новоявленный генсек.
— Вы так думаете? — глядя в глаза собеседнику, спросил Шорин-старший.
— А вы думаете иначе? — искренне удивился незнакомец.
— Есть большие сомнения в этом. У нас ведь как обычно бывает: указы все правильные, а дураки любое дело испортят. Вот я и боюсь, что в этом случае может случиться то же самое.
— Это вы зря — новый генсек, вроде бы, не из дураков, — делая очередную затяжку, произнёс незнакомец.
— А что он в жизни видел — ни на одном производстве не работал, — продолжал сомневаться Шорин-старший. — Только и делал, что по комсомольской и партийной линии передвигался. Нашему обществу сейчас другие люди в руководстве нужны — технократы, производственники. А этот — балаболка. Два месяца за ним наблюдаю, а он говорит без остановки. Сейчас вот в Ленинград поехал, чтобы и там…
Однако договорить Шорин-старший не успел. Это вообще были его последние слова в жизни. Как, впрочем, и для его собеседника. В следующую секунду откуда-то сзади в них на полной скорости врезались «Жигули», отбросив обоих мужчин к ближайшему дому, что только усугубило для них дело — оба со всей силы ударились головами о каменный выступ. Увидев это, дети разом замерли в тех позах, в которых они находились, а девочка почти сразу громко заплакала.
Тем временем из автомобиля выбрались трое молодых людей, которые тут же бросились бежать в обратную от автобусной остановки сторону.
Спустя сутки, когда отец главного виновника этой трагедии Авдей Миронович Карпов вернулся из командировки в Москву, ему тут же доложили, что его сына задержали по подозрению в вождении автомобиля в нетрезвом виде, из-за чего произошла гибель двух людей. Узнав все детали этого дела, Карпов тут же связался с Салюнасом-старшим — Казимиром. Они встретились на улице и между ними произошёл следующий разговор.
— Ты уже знаешь все детали этой истории — расскажи всё в подробностях, — обратился к следователю чекист.
— Эти придурки вчера днём выжрали бутылку водки, после чего твой сын предложил покататься на твоём автомобиле, — дымя сигаретой, начал свой рассказ Салюнас-старший. — За рулём был твой сын, мой урод сидел рядом, а третьим среди них был их дружок Георгий Кондратов, Жорик. Он в процессе поездки вырубился и заснул на заднем сиденье. В итоге твой сын не справился с управлением и они насмерть сбили двух мужчин, которые стояли у автобусной остановки.
— Жаль мужиков, но их уже не вернешь, — произнёс Карпов-старший, выслушав этот рассказ, после чего спросил: — Мой гадёныш уже во всём признался?
— Вроде да, но я думаю их можно отмазать, — ответил Салюнас-старший.
Услышав это, Карпов пристально посмотрел на собеседника. Он хорошо знал этого человека, поскольку они были знакомы более десяти лет — с тех пор, как Казимир с семьёй перебрался из Вильнюса в Москву, переведённый на повышение в союзную прокуратуру. С того момента Карпов и Салюнас сблизились благодаря своим детям, которые оказались в одном классе. Теперь они оказались замешаны в одном криминальном деле, и хотя роль Салюнаса-младшего была побочная, но тёмное пятно на биографии и таскания по судам ему вряд ли пошли бы на пользу в жизни, которая только начиналась.
— И как ты видишь эту «отмазку»? — поинтересовался Карпов-старший.
— Элементарно. В машине их было трое. Двое из них наши дети, а третий — не наш. Вот его и надо усадить за руль.
— Толково, — после короткого раздумья согласился с этим предложением Карпов-старший и тут же спросил: — Ты сможешь взять эту миссию на себя?
— Смогу по части следаков, которые ведут это дело, — кивнул головой Салюнас-старший. — А ты возьми на себя этого Жорика. Уговори его не трепыхаться и взять всю вину на себя. А взамен пообещай ему быструю отсидку: дескать, посидишь годика три, а потом тебя выпустят по условно-досрочной.
— Почему ты не хочешь взять Жорика на себя, ты ведь «колун» тот ещё?
Карпов знал, что говорил. В союзной прокуратуре Салюнаса-старшего считали одним из лучших «следаков-колунов» — людей, которые легко раскалывают на следствие любого арестованного, кем бы он ни был. Не случайно Салюнаса-старшего год назад перебросили в Ташкент и подключили к «узбекскому делу», где он был поистине незаменим. Там стояла задача сделать это «дело» широкомасштабным, вовлекая в его орбиту не столько настоящих преступников, сколько тех, кто имел к нему либо косвенное отношение, либо вообще был к нему не причастен. И вот здесь мастерство таких людей как Казимир Салюнас было просто бесценным. Этот следак арестовывал невиновных людей пачками, а потом вызывал их родственников и прямым текстом требовал от них нести «откупные», в противном случае обещая посадить не только главу семейства, но и всю родню. И люди вынуждены были собирать деньги, поскольку жаловаться было бесполезно — в Узбекистане вся местная власть была деморализована, а в Москве этих людей попросту отфутболивали, поскольку негласная инструкция гласила, что именно