— Ничего я не знаю — это вышло совершенно неожиданно, — ответил Шорин. — Мне оставили визитку с вашим адресом, по которой я и нашёл ваш дом. Снаружи он выселенный, заброшка, а внутри оказался заселенным.

— И что это за визитка?

Вместо ответа Шорин достал из кармана на рубашке упомянутый предмет и передал собеседнику.

— Здесь написано, что время её действия истекает через три часа, — сообщил неожиданную новость Кулешов.

Шорин забрал визитку и действительно увидел на ней каллиграфически чёткую надпись о том, что срок действия визитки завершится в 20.00.

— Значит, мы должны поторопиться, — сделал вывод Шорин, возвращая визитку обратно в карман. — Если сегодня здесь 31 октября 1982 года, тогда слушайте меня внимательно. Второго ноября, то есть послезавтра, в 21 час 10 минут Дмитрия Кузнецова убьют. Это случится прямо при входе на станцию метро «Арбатская», у старого здания. К нему подойдёт женщина, попросит закурить и уронит на землю сумочку, в ручке которой будет отравленная игла. Кузнецов эту сумку поднимет, уколется и умрёт спустя несколько минут, спустившись в вестибюль станции — прямо возле касс. Чтобы этого не случилось, мы должны его предупредить. Вы знаете, где он сейчас находится?

— Не знаю, — коротко ответил Кулешов.

— Как же так, вы же сам сказали, что он к вам вчера приходил? — удивился Шорин.

— Говорил, но адреса своего он мне не называл, — сообщил хозяин квартиры. — Я же говорю, он пришёл ко мне какой-то странный — крайне взволнованный. Сказал, что приехал в Москву инкогнито на несколько дней по крайне важному делу. Сообщил, что если он до пятого ноября больше не даст о себе знать, то я должен готовиться к худшему. Получается, что он пришёл со мной попрощаться.

— А его домашний адрес у вас есть?

— Раньше он жил на родительской квартире, но когда они умерли, он её обменял на другую, но я там никогда не был. Где-то в Свиблово. Я же говорил, что видел его в предпоследний раз около десяти лет назад.

— А сестру его вы знаете?

— Какую сестру? — удивился Кулешов.

— Младшую.

— Нет у него никакой сестры, и не было никогда — Димыч был единственный сын у родителей.

— Но я видел её вчера на Хованском кладбище на его могиле — она представилась его сестрой.

— А как её зовут?

— Этого я не знаю.

— А я знаю, что никаких сестёр, ни родных, ни двоюродных, у Димыча не было. Есть один троюродный брат, но он проживает в Житомире и отношения они не поддерживают.

— Может, у него есть жена?

— Не было никогда — только мимолётные женщины, о которых я толком ничего не знаю. Да и какие могут быть постоянные женщины у человека, который годами не бывает на родине?

У Шорина голова шла кругом от всего происходящего, но виду он не подавал и старался не упустить из рук нить разговора.

— Тогда у нас один способ его предупредить — через вас, — после небольшой паузы, возобновил разговор Шорин. — Вы должны второго ноября вечером быть у станции метро «Арбатская», чтобы перехватить его. Сможете это сделать?

— Почему бы нет, — легко согласился с этим предложением Кулешов и добавил: — Тем более, что речь идёт о жизни моего друга.

После этих слов волна облегчения разлилась по телу Шорина и он всем телом откинулся на спинку кресла. В разговоре возникла небольшая пауза, которую первым прервал хозяин квартиры:

— И как там в вашем далёком будущем живётся — кто вами правит?

— Президент, — коротко ответил Шорин.

— Американский, что ли? — удивился Кулешов.

— Почему американский — наш родной, доморощенный. Правда, под американским влиянием.

— А куда подевался генсек? — продолжал удивлённо вопрошать хозяин квартиры.

— Генсеков у нас отменили, поскольку Советский Союз прекратил своё существование.

— Не может быть! Вы не врёте? — не веря своим ушам, воскликнул Кулешов.

— Сущая правда, — и в качестве доказательства гость перекрестился.

Услышав это, хозяин квартиры внезапно вскочил со стула и стал нервно ходить по квартире, приговаривая:

— Неужели наши мечты сбылись — это уму непостижимо, это немыслимо.

Наконец, он вернулся на свой стул и, снова обратив свой взор к гостю, спросил:

— И когда же случится этот развал?

— В конце девяносто первого.

И в это мгновение перед взором Шорина возникла надпись на памятнике, установленном на Хованском кладбище на могиле человека, с которым он теперь разговаривал — «1991». То есть, это был год смерти Василия Кулешова. Единственное, чего не знал Шорин — из-за чего умрёт его собеседник. Между тем тот погибнет, причём нелепо — его собьёт автобус, когда он будет перебегать оживлённую улицу, торопясь на баррикады у Белого дома, чтобы защитить, как он считал, демократию. «Значит, к моменту фактического развала СССР Кулешова уже не будет в живых», — подумал Шорин, мысленно содрогаясь от этой мысли. Однако внешне он ничем не выдал своего состояния. Впрочем, его собеседник был настолько возбужден, что вряд ли бы что-нибудь заметил необычное в поведении гостя.

— Как вы думаете, могу ли я рассказать об этом своим товарищам? — возобновил разговор хозяин квартиры.

— А что это за люди? — поинтересовался Шорин.

— У нас небольшой подпольный кружок истинных марксистов, — понижая голос почти до шёпота, ответил Кулешов. — Мы считаем нынешнее руководство Советского Союза ревизионистами, предавшими идеалы марксизма-ленинизма.

— Я полагаю, что вам лучше держать эту тайну при себе, — дал собеседнику добрый совет Шорин. — Если из ваших друзей кто-то проболтается, а это не исключено в виду взрывного характера этой новости, то его сочтут сумасшедшим и отправят в психушку. А ещё хуже — отправят туда вас всех.

— Да, вы правы, — согласился с этим советом Кулешов. — Причём не по части психушки, где я уже однажды сидел. Дело в другом. Если кто-то из нас об этом проболтается и это расползётся по стране, то власти могут об этом узнать и тем самым упредить развал Союза. А этого мы как раз больше всего и не хотим, а хотим обратного — чтобы эта система прекратила своё существование.

— Это почему?

— Потому что вместо неё возникнет более справедливая.

— Вы заблуждаетесь — ничего хорошего на её месте не возникнет. Говорю вам это, как человек, который живёт в этой системе вот уже 28 лет.

— Это потому что вы не жили здесь, в Советском Союзе, — возразил гостю Кулешов. — Эта система построена на лжи, на обмане. Она не даёт людям свободно дышать.

— И снова вы не правы, — стараясь сохранять прежнее спокойствие, произнёс Шорин. — В будущем, из которого я только что к вам пришёл, люди сидят фактически под домашним арестом,