Девочка не помнила, где тогда была ее мать, хотя она была где-то рядом. Возможно, у нее как раз был плохой период, и она целыми днями оставалась в постели, а в комнате опускали жалюзи, чтобы яркий свет не мешал глазам.

Бриджит зевнула. Неукротимая энергия постепенно улетучивалась, уступая место непреодолимой усталости. Может быть, ей пойти и просто-напросто лечь спать и не искать сегодня никаких приключений?

Или прямо сейчас найти их? Эта мысль мелькнула, как вызов. И она уже не могла избавиться от нее. «Поэтому я так и сделаю», — решила девочка.

Все огни в лагере были потушены. Было уже очень поздно. Взгляд задержался на спальнике, одиноко маячившем на пляже. Бриджит стала осторожно пробираться между скользких камней.

Ждет ли он ее? Вероятно, очень рассердится. Или уступит. А скорее всего, и то и другое.

Она была слишком настойчива, мучая тем самым и себя. Ей трудно было остановиться.

Бриджит бесшумно, как привидение, скользнула в дверь его домика. Эрик не спал. Он сидел на кровати. Он сразу же увидел ее и поднялся. Девушка быстро выскочила наружу, пронеслась мимо входа в лагерь и устремилась по направлению к лесистой части острова, к пальмам. Эрик следовал за ней, без рубашки, в одних облегающих шортах.

Сердце Бриджит учащенно билось. Она повернулась к Эрику.

— Ты знал, что я приду? — спросила Бриджит.

В темноте она с трудом различала его лицо.

— Я не хотел, чтобы ты приходила, — ответил Эрик.

И после паузы, которая, казалось, длилась вечность, добавил:

— Я надеялся, что ты придешь.

В самых своих романтических мечтах она представляла все достаточно невинно, ее воображение не шло дальше этих волнующих поцелуев. Ей представлялся очень быстрый натиск, а потом полет, полет, полет.

Вернувшись от Эрика, она долго не могла заснуть. Ее била дрожь. Глаза были полны слез. Капли сползали по щекам. Она не знала, отчего все это: от грусти, необычной ситуации или от любви. Она и раньше плакала, когда чувства переполняли ее. Ей не хватало пространства. Бриджит вглядывалась в ночное небо, такое огромное сегодня. Ее мысли устремились вверх, но, как сказала бы Диана, они были ни о чем. Они просто растворялись в пространстве, пока все вокруг не утратило реальности. И не стало мыслей. Не стало даже сознания.

Девушку тянуло к нему, она хотела его, пришла к нему, бесстыдная, но неуверенная и испуганная. В ее теле бушевал шторм, и, когда уже не было сил его сдерживать, Бриджит отдалась Эрику под пальмами. Но на самом деле мысленно она сделала это гораздо раньше, пустив корабль вплавь без рулевого.

Их страсть была бездонной. И теперь это чувство осталось в ней, хрупкое, нуждающееся в защите. Но Бриджит совершенно не знала, как его защитить.

Бриджит попыталась привести мысли в порядок, сматывая их, как веревку воздушного змея.

Затем она осторожно скатала спальный мешок, взяла его под мышку и пошла в домик. Там она плашмя упала на кровать. Сегодня не нужно думать ни о чем плохом.

Тибби!

Я чувствую себя полной идиоткой. Я настолько испорченная, что решила, будто Костас влюбился в меня, выследил и специально застиг без одежды. Когда я вернулась на это место, то увидела, как он плавал в том же пруду. Да, да, тоже голый. Он, наверное, плавал там летом каждый день, а я решила, что он шел за мной.

И еще одно — самое главное. Но догадайся что? Костас посмотрел мне прямо в глаза. Наконец-то после стольких дней!

Если бы ты была здесь, то обратила бы все это в шутку. Ах, почему ты не здесь!

С любовью, Лена

Р.S. У тебя есть какие-нибудь известия от Би?

Зазвонил телефон. Кармен взглянула на определитель номера, уверенная, что звонят не ей. Да и кому она могла понадобиться? Тибби? Лидии? Или, может быть, Кристе? Оказалось, это мамин начальник. Он звонил постоянно. Мама Кармен работала секретарем у юриста, и ее начальник, видимо, думал, что мама его сиделка.

— Кристина дома? — в своей обычной поспешной манере пробормотал мистер Брэттел.

Кармен взглянула на настенные часы над холодильником. Четырнадцать минут десятого. Чего это ему понадобилось от мамы в четырнадцать минут десятого? Опять забыл, в котором часу у него встреча, или у него завис компьютер, или не знает, как зашнуровать ботинки.

— Она у бабушки в больнице. Бабушка серьезно больна, — печально сообщила Кармен.

На самом деле мама наверху мирно смотрела телевизор, бабушка же отличалась отменным здоровьем и, похоже, собиралась пережить своих внуков. Но Кармен захотелось, чтобы мистеру Брэттелу стало неудобно и чтобы он пожалел о позднем звонке.

— Она вернется поздно вечером. Я скажу, чтобы она вам перезвонила.

— Нет, нет! — всполошился мистер Брэттел. — Я поговорю с ней завтра.

— Хорошо.

Кармен опять занялась своим ужином. Единственное, что было хорошего в мистере Брэттеле, это то, что он платил маме кучу денег и никогда не отказывал, если она просила повысить зарплату, но это скорее можно было объяснить его трусостью, а не мужеством. Да и, в конце концов, кто она такая, чтобы размышлять над подобными вопросами?

Кармен разложила на столе варианты десерта: мандарин, пакетик с крекерами «Голдфиш», большой кусок сыра чеддер, упаковку кураги. Сегодняшний ужин был решен в оранжевых тонах.

Прошло уже две недели с тех пор, как Кармен вернулась из Южной Каролины, а вся еда до сих пор казалась ей безвкусной. Девочка с трудом могла проглотить кусок, но сегодня к вечеру проголодалась. Ну же! Она выбрала сушеные абрикосы и взяла один из пакетика. Кожица абрикоса была нежной, а мякоть жестковатой. Неожиданно Кармен пришло в голову, что она жует чье-то ухо. Она выплюнула абрикос в мусорное ведро и убрала всю оставшуюся еду.

После этого поднялась наверх и заглянула в мамину комнату. По телевизору шла старая экранизация «Друзей».

— Привет, дорогая. Посмотришь со мной? Роз пытается одурачить Рашель.

Кармен потащилась обратно в холл. Мамы не созданы для того, чтобы обсуждать Роз или Рашель. Кармен нравилось это шоу, пока мама не начала его смотреть. Она плюхнулась на постель. Голову пришлось накрыть подушкой, чтобы не слышать громкого маминого смеха, проникавшего даже сквозь стену.

Кармен поклялась, что не позволит себе раздражаться на маму. Ей вовсе не хотелось жаловаться и распускать нюни. Никаких вздохов, никаких истерик. Надо сохранить любовь хотя бы одного из родителей. Все шло хорошо, пока Кармен была одна. Но как только она увидела маму, контролировать себя удавалось с большим трудом. Мама как будто специально делала что-то совершенно дикое, например слишком громко смеялась над «Друзьями» или называла ее компьютерным именем «Вайо».

Кармен сбросила подушку и села. На стене висел календарь. Она не отметила день свадьбы отца, но дата крепко засела у нее в голове. Оставалось всего три недели. Интересно, как отнесется отец к тому, что ее там не будет?