– Я о таком и не знал, – удивленно поднял брови Митя: – Сам, нет-нет, да и брошу уткам на пруду возле дома кусочек от сосиски в тесте или еще от чего-нибудь, чем сам перекусываю, когда иду через парк.

– А вот этого не желательно делать.

– Да почему? Они едят, выпрашивают еще и совсем не умирают.

– Сразу они и не умрут. Для таких птиц хлеб – это медленный яд. Он наполняет кишки, утрамбовывается, а потом раз – и все, и нет птицы.

Кудасов рассказал о том, что сначала ему мало кто верил, не то что из посетителей, но и даже из начальства. А потом, когда ветеринары провели вскрытие его любимого лебедя, доказали, что именно от заворота кишок он и погиб. Но сначала был скандал. А перед этим был эксперимент Кудасова. Ему разрешили установить в парке аппарат, который при нажатии выдавал бы порцию корма для птиц размером с горсть. И все вроде бы было прекрасно, но вскоре погиб черный лебедь – гордость этого зоопарка, и Кудасова обвинили в том, что это случилось именно из-за его аппарата с кормом. Естественно, никакое следствие и суд затевать не стали, а предложили написать заявление по собственному желанию. Кудасов не стал спорить, ушел с любимой работы и не нашел ничего лучше, как в одиночестве разговаривать сам с собой при помощи алкоголя, разбираясь в этой ситуации. И проговаривать все аргументы, которые не были сказаны. Потом его знакомый, конечно, подтвердил правильность его версии гибели лебедя. Казалось бы, это была двойная победа: и вина снята, и версия подтвердилась. И его аппараты стали устанавливать и в других парках, зоопарках, на всех территориях отдыха, где были водоплавающие. Но и свою победу, как и предыдущее поражение, Кудасов тоже встретил бутылочкой. На тот момент супруга, держащая кое-как его в руках, устала, психанула, бросила все и уехала к родителям на неопределенный срок. Кудасову же ничего не оставалось, как просто терять человеческий облик день за днем.

– Вот так в какой-то момент наши дорожки с любимым делом немного и разошлись. А вскорости и Львов с Половинкиным разругались вусмерть. Хотя вот, наверное, наоборот, с их ссоры-то все и началось. Неправильную последовательность событий я вам изложил. Это ж я в зоопарк устроился, чтоб переключиться и немного в себя прийти от развала нашей дружной и теплой компании, от того, что большая и светлая мечта наша рушилась как карточный домик на моих глазах, а я с этим ничего не мог сделать.

– О как! Отчего же Львов с Половинкиным раздружились? – во мне с неимоверной силой взыграло любопытство, и я почувствовала, что в ответе Кудасова сейчас и кроется разгадка таинственной пропажи мусанга. Прошлое и настоящее было связано невидимой красной нитью.

– Половинкин в то время держал целую коллекцию красивых петухов. Большую часть он выкупил у тех, кто устраивал петушиные бои. Ему всегда было жалко этих птиц. Один петух, полностью черный, с каким-то даже бордово-синим гребнем, с шикарным хвостом, но прихрамывающий на одну лапу, был его любимцем. У него даже имя-отчество было. Какое именно, я сейчас и не припомню, правда. Да это и не столь важно.

– Подождите, у меня тогда в голове немного не укладывается спасение животных и петушиные бои, как это совместимо? Насколько я знаю, Львов-то как раз и занимался организацией подобного рода развлечений.

– Да, это так. Он попросил у Половинкина петуха якобы для выставки, а на самом деле для участия в боях. Потому что такие животные в определенных кругах тоже достаточно известны. Львову поступил заказ от какого-то генерала-шменерала именно на этого петуха. Он всегда побеждал во всех боях, по словам заказчика. И тот не хотел рисковать своими деньгами и намеревался вытянуть из своих гостей, наоборот, как можно больше средств при помощи этой чудо-птицы. «Золотой петушок» – называл он ее.

– Но что-то пошло не по плану, да? Насколько мне известно, как раз-таки после вечеринки у одного влиятельного лица, где и были петушиные бои в качестве основного развлечения, Львову дали хороший срок. Потом, правда, скостили, но не суть.

– Да, получилось так, что петух вел себя не как обычно, генерал проигрывал понемногу, но предвкушал, как он отыграется, когда птица войдет в силу. А он возьми да и умри от последнего клевка соперника.

– Почему такое произошло? – поинтересовался Митя.

– Половинкин ставил опыт, гуманный опыт, отмечу, чтобы убрать птичью агрессию. И надо сказать, ему это удалось. Его любимец – король и победитель всех петушиных боев – по характеру стал напоминать ласкового кота, правда, своенравного, но вполне адекватного. Львов после случившегося в бешенстве прилетел к Половинкину домой, тряся петухом и брызжа слюной. Он кричал, что друг его подставил, что с такими товарищами никакие враги не нужны. А Половинкин, когда увидел в таком виде своего любимца, чуть не лишился чувств и рассказал про свой опыт. В общем, скандал был знатный. Я метался между двух огней, пытаясь их помирить. Хотя я мог понять и одного, и второго. Серега спасал уже животных, ставил опыты, воплощал нашу общую мечту в жизнь. Максим же решил таким образом заработать на нашу мечту, чтобы было на что приобрести здание, землю, где мы будем содержать наших подопечных. Он считал, что животные, а точнее, именно петухи и собаки, которых мы спасли и подлечили, уже привыкли к такому образу жизни и, если все держать под контролем, не допускать глубоких ранений, то вполне их можно использовать. А вот Серега был иного мнения. Раз спасли, значит, спасли, и надо этим животным подарить новую жизнь. А потом, потом они стали настраивать меня друг против друга, получился этакий любовный треугольник, только в нем все пытались как можно больнее укусить товарища, раскрывая все его тайны, секреты, слабые стороны. В какой-то момент я не выдержал и стал искать утешение и забытье в градусных напитках еще покрепче. Если раньше я подружился с вином, то здесь перешел на водочку и коньяк. Надо сказать, что на короткий период это помогло. Но к моей несчастной доле, все сложилось так, что это увлечение совпало с защитой моей докторской работы. Я дописывал ее на эмоциях, пустив все на самотек. А вот на саму защиту я и вовсе не пришел, просто-напросто перепутав дни. Понятное дело, что меня больше никто нигде не стал ждать и уж совсем не рад был видеть мою опухшую рожу, – Кудасов вздохнул, почесал подбородок с отросшей щетиной и посмотрел куда-то вдаль, за море.

– Эх,