не в деталях совпадал – по сути – с посвящением во взрослые члены племени у австралийских аборигенов. Я внезапно прозрел – силовые линии и законы, по которым выстраиваются человеческие ячейки, одинаковы для всех обществ – в базовых принципах, конечно. Ясное дело, что я опирался на сильную академическую школу, на идеи китаиста Владимира Малявина и медиевиста Сергея Карпова, а также на всестороннюю стимуляцию творческой мысли моего научного руководителя Алексея Никишенкова, который меня по-отечески ввел как в парадигму функционализма (Малиновский и Рэдклифф-Браун), так и в парадигму структурализма (Леви-Стросс), и порекомендовал не зашориваться и думать свободно.

Глава 41. А что это вы тут делаете, а?

Наблюдая с детства за работой советских партийных, управленческих и хозяйственных органов буквально изнутри, будучи в курсе партийных, организационных, административных, научных и партийных вопросов, понимая уже на уровне ощущений, как работает Госплан и советские министерства, я начал видеть закономерности устройства всех этих учреждений. Советские ограничение на доступ к определенным должностям граждан, чья этничность имеет государственные образования за пределами СССР (примерно так называлось секретное постановление ЦК, ущемляющее в правах этнических евреев, немцев, венгров, финнов, румын, поляков и прочих), сыграли со мной и моими родителями чудесную шутку – им приходилось отчаянно бороться и пробовать систему на зуб, о чём мне тут же становилось известно. То есть я был с ними “в поле”, говоря языком этнографии и археологии. Мой отец, человек чрезвычайно умный и энергичный, в любой организации всплывал как пробка – и упирался в стеклянный потолок. Но это не мешало ему буквально овладевать организацией, в которой он работал, и решать там любые вопросы. Он мне и открыл глаза на возможности, которые открываются не столько прописанными в инструкциях властными должностными полномочиями, сколько тем наработанным влиянием, которое зачастую превосходит любую формальную власть. Он мне говорил, исходя из своего полувекового административного опыта: надо в любой организации найти человека, который понимает её устройство и умеет ладить со всеми этажами власти – и только через такого человека можно решать вопросы; обязательно найди того, кто тебя представит нужному человеку, потому что ходить необзвоненным – так лучше вообще не ходить.

Летом 1989 года в Москве высадился десант из супервлиятельных людей – президентов американских фондов вроде Фонда Форда, Фонда Рокфеллеров, Фонда “Нью-Йорк Коммьюнити Траст”, Фонда Сороса, Колледжа Оберлин и других. Мероприятие было организовано Геннадием Алференко, возглавлявшим Фонд социальных изобретений при “Комсомольской правде”, и поддержано Марком Гарбером, который всегда был при деньгах и связях. Я же в тот момент подвизался у Алференко и ловил каждое слово Гарбера, потому что Марк был постарше и поопытнее, и очень проницательный, всё-таки врач-психиатр и нарколог по базовому образованию. И он мне открыл глаза на многие вещи, которые бы и в голову могли никогда не прийти: что мир устроен не так, как мы его видим, и что люди, которые крутят мировую машину с помощью денег и влияния, вот они, перед нами, мы с ними сидим и дружески бухаем, и нет в них понтов и высокомерия, и они нас слушают и составляют для себя истинную картину мира и понимание того, что мы за люди и с кем из нас можно иметь дело. И им не надо ни на кого производить впечатление, поэтому они ведут себя тихо, не выдрючиваются и не отсвечивают.

Мне идея вести себя тихо не сразу понравилась, потому что я был ещё молодой. Но вот идея, что реальная власть сосредоточена у тех, кто сидит втихаря за штабелем и не отсвечивает, мне понравилась – я сразу понял, что эта идея верна. И тогда я начал исследовать этот вопрос, ездить в Британию и США, знакомиться и разговаривать, присматриваться и принюхиваться. Я объехал всю Англию и Шотландию в 1990 году, а в 1991, перед развалом СССР, я провел время в Штатах, пытаясь понять, как там всё устроено и что это за люди, но англосаксонские страны с налёту не возьмёшь и не постигнешь, там надо пожить и повариться в тамошнем соку – не дипломатом и не заезжей знаменитостью, а простым человеком, чтобы тамошняя система человека прожевала, переварила и выплюнула. Только после этого начинаешь нутром чуять силовые линии тамошнего общества и тонкости тамошних человеческих взаимоотношений. Мне выпал этот счастливый случай только спустя 20 лет моего первого посещения Америки.

Глава 42. Они не гады, просто у них резьба левая

Слава Богу, что я не связан никакой корпоративной и цеховой этикой, и не нарушу никаких обязательств и не вынесу сору из чьей-либо избы. Опять-таки, слава Богу, что мои документы не приняли ни в одно военное училище, а из армии, куда я радостно и добровольно побежал служить срочную в 1984 году, меня выгнали и – не поверите – с облегчением перекрестились. Службу я понял очень быстро, ещё проходя курс молодого бойца и гоняя старослужащих дедушек, а устройство и возможности армии мне открылись за полгода, когда уже после присяги я неистово испытывал Советскую армию на прочность, выносливость и чувство юмора.

Вопрос об армии я поднял в связи с цеховыми особенностями способов обработки и осмысления информации. Потому что в строке “буря небо мглою кроет” художник увидит красивый пейзаж, летчик увидит нелётную погоду, метеоролог поймёт как штормовое предупреждение, а садовод расценит как сигнал укрывать саженцы. Политическое руководство России, большинство в котором представлено людьми, чьи плечи привычны к погонам, полагаются в своих действиях на прямые указания сверху либо на одобрение проявленной снизу инициативы. Но главные принципы жёстких иерархических структур – не высовываться, не говорить когда не спрашивают и не лезть к начальству с инициативами, потому что инициатива наказуема. Некоторые люди, такие как я, например, не могут стать хорошими кадрами с точки зрения российской государственной машины: слишком активные. В американской, французской, немецкой или японской государственных машинах для активных путь тоже заказан. А вот у англичан система государственного устройства другая: как сказал про одно мероприятие король Карл III в бытность свою принцем Чарльзом – “затея настолько безумная, что совершенно британская, и я считаю своим долгом поддержать!” Наши люди – да и мировая публика тоже – никак не поймут, что американцы – это не англичане, а немцы, говорящие по-английски по чистой случайности. И американцев нельзя мерить одной мерой с англичанами. Англичан можно сопоставлять только с австралийцами и новозеландцами; американцев можно сопоставлять только с канадцами из-за влияния Америки на Канаду. И язык у