«Между тем восемь тысяч храбрейших скифов заняли хорошо укрепленную часть царского дворца, который находился посреди города, укрылись там на некоторое время и перебили многих воинов, попавших туда ради любопытства или тайно пробравшихся с целью грабежа» (Иоанн Скилица).

Вот и еще одно подтверждение алчности византийских воинов и удачной задумки Свенельда.

Разбушевавшаяся ромейская солдатня решила поживиться даже сокровищами царского дворца, причем сделать это до того, как туда нагрянет императорская гвардия. Ловушка Свенельда сработала, ибо он лучше других умел возбудить жадность и разжечь ее возможной безнаказанностью.

Видя открытые ворота дворца, греки лезли туда, как мухи на мед, в ожидании легкой поживы. Большими отрядами они не объединялись, им пока это было ни к чему. Там же, в глубине дворца, сидел, затаившись как паук, Свенельд. Раскинув сеть паутины, он ждал, когда жадные до денег ромеи сами забредут в его ловушку. Так и вышло. Желающих покуситься на царское добро было немало. Воины Свенельда легко уничтожали всех, кто поодиночке или мелкими группами пробирался во дворец. Войти им давали беспрепятственно, а вот выйти византийцам уже не удавалось. «Скифы, находившиеся во дворце, яростно сопротивлялись проникшим через ворота ромеям и убили около полутораста храбрейших воинов». Как видим, жадность сгубила многих.

Но рано или поздно любую ловушку можно раскрыть.

Раздосадованные потерями, византийцы уже всеми своими войсками обложили царский дворец. Теперь они знали, кто там находится и что их ждет при попытке проникнуть внутрь.

«Узнав об этом, император повелел против них послать равносильный отряд, но отправленные действовали вяло и не отважились осадить их – не потому, что они боялись росов, но потому, что укрепление казалось им прочным и непреодолимым» (Иоанн Скилица).

На самом деле все это отговорки византийского хрониста. Ромеи просто боялись засевших во дворце русов. Поэтому и действовали вяло. Все кончилось тем, что на площадь примчался как ужаленный император и бросил в бой гвардию. Без его «бессмертных» русов было не одолеть. Мало того, моментально оценив ситуацию, император Цимисхий, отличавшийся храбростью и ратным умением, лично повел своих любимцев в бой. По свидетельству византийских историков, базилевс спрыгнул с коня, схватил щит и устремился вперед. Видя, что в бой пошел император, гвардейцы бросились за ним, спеша опередить своего полководца. С боевым кличем ромеи схватились с русами, но были отброшены. Даже личный пример Цимисхия не изменил положения дел.

«Бессмертные» находили в воротах лишь свою смерть. Ни продвинуться вперед, ни потеснить дружинников они не могли. Видя, что его люди несут большие потери, Цимисхий вскоре отказался от лобовой атаки. Базилевс понял, что из этой идеи «не выйдет ничего хорошего (ведь тавроскифы легко поражали множество воинов, встречая их в узком проходе), он остановил безрассудное устремление ромеев».

Ситуация становилась интересной. Византийцы плотно зажали русов в царской цитадели, но ни выкурить их из здания, ни победить у них не хватало сил. Нужно было предпринимать что-то иное, а не бестолковый штурм. И император придумал. Теперь для него главное была победа, поэтому он «распорядился со всех сторон бросать во дворец через стены огонь» (Иоанн Скилица). Для русов огонь был не тот противник, с которым они могли бороться на равных. Это был враг беспощадный, не ведающий ни преград, ни жалости.

«Росы с ожесточением выдержали осаду, но ромеи, зажегши во многих местах огонь, таким путем преодолевали сопротивление» (Иоанн Скилица).

«Когда разгорелось сильное пламя, сжигавшее все на своем пути, росы, числом свыше семи тысяч, вышли из помещения, выстроились на открытом месте у дворца и приготовились отразить наступление ромеев» (Лев Диакон).

Даже в тот момент, когда русы кажутся наиболее уязвимы, Цимисхий не решается напустить на них никого, кроме своих лучших цепных псов.

«Император послал против них магистра Варду Склира с надежным отрядом. Окружив скифов фалангой храбрейших воинов, Склир вступил в бой».

На самом деле в бой вступили русы. Они вышли на открытое место с целью прорвать окружение и вырваться из города. Иного не оставалось. В плен сдаваться никто не собирался. Вопрос стоял просто: свобода или смерть. Смерти русские витязи не боялись, но свобода была предпочтительнее.

«Завязалось сражение, и росы отчаянно сопротивлялись, не показывая врагам спины; однако ромеи победили своим мужеством и военной опытностью» (Лев Диакон).

Про мужество согласимся, про победу – никоим образом. Если бы ромеи победили, то в этом случае русы либо были захвачены в плен, либо полностью перебиты. Ни того ни другого не получилось. Свенельд же своей цели добился. Как пишет все тот же Диакон, Сфенкелу с немногими удалось спастись бегством. Он ушел к Сфендославу.

А больше ему ничего и не оставалось. Он со своими гриднями прорубился сквозь византийские ряды и смог уйти. Хоть воевода и потерял город, но в сложившихся обстоятельствах свой долг выполнил до конца. Крупный русский военачальник не должен был быть захвачен ромеями и даже не должен был быть убит, чтобы не давать излишнего повода к самоуверенности.

Что же мы имеем в итоге, подводя черту под данным событием? А имеем мы следующее. Великий Преслав не устоял и теперь был в руках ромеев. Захватив болгарскую столицу, император переименовал город, скромно назвав его в свою честь Иоаннополем. Казна царя Бориса, которая была в целости и сохранности во время пребывания в городе русов, была разграблена.

Как ни крути, а это была убедительная стратегическая победа Византии.

Однако война была не окончена. И Свенельду еще предстояло сыграть в ней свою роль. Святослав был очень огорчен потерей Преслава, но старый воевода не впал у него в немилость. Недаром именно Свенельду Святослав доверил заключить с хитрыми ромеями договор о «прочном мире и любви».

Потеря Великого Преслава, к сожалению, не стала самой большой потерей в жизни Свенельда. С тех пор как удача оставила его, беды и неудачи преследуют воеводу все чаще, а потерь становится все больше. Однако, возможно, именно это приключение под Преславом, когда нужно было отчаянно прорубаться из города сквозь строй ощетинившегося копьями «бессмертных», оставляя после себя горящий дворец болгарских царей, подточило силы воеводы и его безоговорочную веру в себя. Ему уже пора было на покой. Возраст давал о себе знать. Но судьба распорядилась иначе. Именно Свенельду, по ее невероятному замыслу, придется сыграть вскоре ключевую роль в событиях, что приведут к гибели его любимца – Святослава.

История противостояния киевского князя Ярополка и новгородского князя Владимира интересна тем, что ведущую роль в нем сыграли именно варяги. Вновь, как и во времена Вещего Олега, Север выступил против Юга и одержал победу. Вновь, как и в те легендарные времена, все закончилось убийством киевского князя. Но на этом сходство заканчивается.