Теперь как никогда она чувствовала свое одиночество. Наташа скоро выйдет замуж и уедет в Петербург. Левушка... Мысль о нем грела бедняжку четыре долгих месяца, а письма его сделались основным содержанием ее жизни. Теперь все кончено. Катя открыла тайник в своем комодике, достала бережно перевязанные атласной ленточкой письма и ... вернула на место. Рука не поднялась разорвать их или бросить в печку.

- Катенька, - послышалось из-за двери, - душенька, открой!

Девица поспешно спрятала тайник и отперла дверь. Марья Алексеевна вошла и с тревогой всмотрелась в Катино лицо

- Ты не больна ли, ангел мой?

И столько любви и нежности было в ее тревоге, что Катя не выдержала и бросилась маменьке на шею.

- Маменька, простите меня! - Слезы полились из ее глаз, будто прорвалась плотина. - Никому на свете я не нужна, никто меня не любит! Только вы одна, никого больше, никого!..

Катя рыдала, а Марья Алексеевна гладила ее по голове, шептала какие-то бессмысленные успокоительные слова и крепче прижимала к груди.

6.

Вот уже неделю Левушка находился под арестом. Сказать, что он тяготился своим положением, было бы несправедливо. Товарищам Бронского удавалось усыпить бдительность дежурного воспитателя, и они навещали арестанта всякий вечер. Разнообразя унылый стол наказанного, приносили пирожки, фрукты, раздобытые Тихоном, и даже вино. Левушка представлялся им героем. Однако сам он был недоволен собой. Оставшись на целую неделю наедине с собственными мыслями, Бронский корил себя за пустое тщеславие и глупую спесь. Это не стоило беспокойства директора, Семена Антоновича Пошмана, и самого принца Ольденбургского.

Бросив вызов Шеншину, Бронский готовился к дуэли. Посланный от князя не замедлил явиться, чтобы обговорить условия. В секунданты Левушка выбрал Сашку Муратова и Паяца Урусова. Поединок назначили на воскресенье, когда правоведов старших классов отпускали гулять, на Черной речке, где стрелялся Пушкин. Однако от зоркого ока воспитателя Андреева не ускользнуло странное возбуждение некоторых питомцев. Послушав за ужином и в дортуаре горячие споры воспитанников, Андреев сделал надлежащие выводы. Он донес их до сведения инспектора классов, а тот доложил директору.

По закону дуэль каралась смертной казнью. Левушка недоумевал: если дуэлянт решился подставить свой лоб под пулю, испугает ли его казнь? К тому же всегда находились смягчающие обстоятельства, и никто ни разу не был казнен за дуэль. За себя бояться нечего, а вот другие: товарищи, секунданты, воспитатели? Они за что должны были пострадать? Еще Тихон не давал житья. Бронский пригрозил ему всеми пытками ада, если тот проговорится о дуэли. Бедный дядька и без того жил все эти дни, как в аду. Однажды он встал на колени перед питомцем и со слезами умолял его отказаться от поединка. Каково ему будет, если Левушку убьют? Что скажет он после отцу? (Впрочем, Левушка не без основания подозревал, что Андреев неспроста оказался столь сведущ. Не Тихон ли ему помог обо всем догадаться?)

Эти мысли несколько расхолаживали юного правоведа, да и по трезвом размышлении он уже не находил причину ссоры достаточно весомой, чтобы подвергать себя и друзей столь серьезному испытанию. Однако отступать было поздно. Чтобы ненавистный князь посчитал его трусом и после ославил на весь Петербург? Этому не бывать!

Бронский был озабочен выбором оружия, когда его вызвали в кабинет директора. До дуэли оставался всего один день.

Войдя в просторный кабинет, украшенный портретом государя, Бронский несколько смешался. Навстречу ему поднялся господин в мундире, с широким покатым лбом, светлыми усами и умными, проницательными глазами. Это был принц Ольденбургский. Он жестом предложил воспитаннику сесть на кушетку, сам же занял место директора за письменным столом.

- Я полагаю, вы осведомлены о наказаниях, каковым подвергаются дуэлянты?

- Да, выше высочество.

Принц помолчал, пристально глядя в лицо Левушки.

- Что будет значить закон, если даже те, кто призван его утверждать и сохранять, сами же и нарушают?

- Но моя честь!..- начал было Левушка, однако принц жестом остановил его.

- Я дворянин, не трудитесь объяснять мне вопросы чести.

- Виноват, - потерянно пробормотал Бронский.

Петр Георгиевич поднялся и жестом велел подскочившему воспитаннику сесть. Он подошел к окну и, глядя куда-то за Фонтанку, продолжил:

- Итак, вопросы чести вынуждают вас, будущего защитника закона, поступить безрассудно, подставив под угрозу репутацию Училища и судьбу товарищей, забыть о родных, которые уповают на вас?

Бронский подавленно молчал. Ему нечем было возразить. Петр Георгиевич говорил о жестокой участи наказанных за поединки, привел безжалостный перечень имен погибших на дуэли блестящих, одаренных, подающих надежды юношей. Бронский готов был провалиться сквозь землю. Он раскаивался в содеянном, но не знал, как выбраться из этой истории, не запятнав чести. Однако Петр Георгиевич избавил его от выбора.

- Теперь вы отправитесь под арест, - распорядился он. - Ваш воспитатель оповещен. Посидите неделю, а после мы решим вашу участь: оставаться ли вам в Училище или покинуть его. Вы своекоштный или казенный?

- Своекоштный, - ответил Бронский. Он едва не плакал, переживая свою вину. Прикажи ему принц теперь же отправиться в солдаты, на Кавказ, принял бы его решение как великую честь.

- Для чего вы поступили в Училище? - спросил принц, обернувшись к воспитаннику и глядя ему прямо в глаза.

И Левушка высказал то, что давно мечталось ему донести до Петра Георгиевича:

- Для того чтобы сделать мою жизнь нужной для блага отечества, принести пользу. В юстиции работы более всего, и здесь, мне кажется, я смогу быть истинно полезен для государства. Неправосудие не должно торжествовать, это величайшее в свете несчастие. И величайшее несчастие - умереть, не сделав ничего хорошего, высокого... - добавил он, опустив голову и чувствуя, как пылают его щеки.

Что-то дрогнуло в лице принца Ольденбургского, и голос прозвучал куда мягче, когда он произнес:

- Прежде чем вас запрут, вы проведете в нашей церкви час в покаянной молитве. Ступайте.

Бронский не чувствуя ног вышел из кабинета и направился к церкви Святой Великомученицы Екатерины, учрежденной здесь, в Училище, в память об августейшей матери принца, великой княгине Екатерине Павловне. Храм располагался в средней части третьего этажа. Войдя в церковь, Бронский оглядел реликвии храма (картины Рубенса, Франка и Корреджо, подаренные Училищу директором Пошманом, хоругви трех батальонов ополчения 1812 года, собранные великой княгиней Екатериной Павловной в деревнях у крестьян), встал на колени перед иконой св. Великомученицы и замер в молитве.

Час пролетел как минута, юноша молился об успешном исходе его легкомысленного приключения, молился за близких, друзей и любимых.