– Чего? – Фокс даже не сразу меня узнает. – А, Крот… Не, я это…

– Садись, ладно… – Я подпускаю в голос стали, демонстрируя, что на мою помощь надо соглашаться.

Если бы у страха был запах, мне пришлось бы открыть окно и высунуть туда голову – настолько сильно воняло бы от Фокстрота.

Я вижу, что он хочет вмазаться. Постоянно елозит на сиденье. Он не может себе позволить впрямую меня послать, и я не без скрытого удовольствия любуюсь, как он сцепляет зубы, а на его лбу проступает испарина.

– Кумарит, что ли? Могу подогнать.

– У меня есть, Крот, спасибо, – давит он сквозь зубы. – Ты не мог бы здесь остановить? Пожалуйста.

Вот так всегда с наркоманами. Оглянуться не успеешь, как кайф становится для них тяжелым и мрачным смыслом жизни. Сейчас Фокса интересует только вмазка.

Высадив Фокстрота, я еду домой и прикидываю, как мне жить с пониманием того, что Пуля ворует. Почему я так уверен? Теорема доказана, все очень просто. Фокстрот хотел вмазаться настолько, что зубов не мог разжать. Стал бы он ехать к Пуле на кумарах, имея на кармане стафф? Да никогда в жизни.

Итак, Пуля тырит. И деньги, и порох.

Закрадывается мысль тупо снять с Пули бабок. Или, на худой конец, реструктурировать свой долг в пять ­косарей. Но я отмахиваюсь от этой идеи как от неудачной и мелкой по масштабу.

Через какое-то время разрозненные кусочки реальности, плавающие в мутном пьяно-похмельном киселе моего мозга – воровство Пули, слабость Вернера, терзания Дениса, острая нехватка средств у меня самого, – бьются друг о друга краями, разлетаются, а зацепившись один за другой, образуют стройную схему, костяк комбинации, которая позволит мне сочинить новую реальность.

С ума сойти. Я официально приглашен к Вернерам в гости. Впервые они – во множественном числе. Вернер так и сказал:

– В субботу что делаешь? Приходи к нам. Мы тебя где-нибудь к трем ждать будем.

Я сначала не понял – мы? В гости? Зачем? Мне понадобилось несколько раз переспросить, чтобы понять – да, это будет тихая семейная встреча. Вино (лучше брать сухое), шашлык и прочий мещанский ужас.

Когда я подносил руку к звонку, сжимая в руках ­фугас с дорогущим итальянским сухарем, меня продолжали терзать непонятки. И только увидев, как залилась краской открывшая мне Тая, и оценив новое платье на ней, я понял, ради чего все затевалось.

Вернеры живут в просторном двухэтажном доме, обложенном банальным серым кирпичом. Сегодня жарко, и мы обедаем на улице рядом с беседкой. Сидим за круглым дачным столом, и ветер колышет края синей скатерти. Справа – дачный диван на качелях. На мангале доходит шашлык – мясо для меня, рыба – для Таи, овощи – для Игоря.

– Мяса вообще не ем, – делится он, – лет двадцать назад, в институте, на первом курсе, денег не было, я вагоны разгружал. С мясом самые противные были, хотя там и платили больше. Представляешь – туши, кило под двести, замороженные, скользкие. Ее не ухватишь-то толком. К концу первого часа работы сдыхаешь. Надо остановиться и пожрать. И мужики, старые грузлы, рядом с вагоном разводили костер, ставили котел с водой, прямо от туши рубили ногу, и здесь же, на месте, варили. С жилами, с печатями, знаешь, синие такие, туши маркируют? Негигиенично, зато сытно. Час погрузишь – десять минут мясо жрешь, пьешь отвар. Бульон крепкий и густой, как клей обойный. С тех пор я на мясо смотреть не могу.

– А где ты учился?

– В машиностроительном. Поступил, чтоб от армии откосить.

Мне вообще странно поверить, что Вернер где-то учился, что-то грузил. В моем понимании Вернер давно превратился в полубога, не наделенного человеческими чертами. Как принцессы не какают, так и Вернер в моем представлении был лишен биографии и обычных человеческих слабостей.

Дикость ситуации меня забавляет. Вот сидим мы, со стороны – средних лет глава семейства, его сестра на выданье и подчиненный по работе. Едим поджаренное на мангале мясо, чтобы через час, когда наши языки развяжутся от вина, начать обсуждение тех же тем, что царят за всеми столами в такое время при таких обстоятельствах.

При этом мы с Игорем, на секундочку так, продаем наркотики. Мы самые страшные враги общества наряду с террористами.

Тая молчит почти всю дорогу и усиленно давит в мою сторону косяка. Я ощущаю кожей облако ее плотного, почти зудящего в воздухе внимания. Я кажусь себе сладким пирогом, выставленным в витрине. Вернер тоже не пытается ломать хозяина, скорее наслаждаясь неловкой ситуацией, чем комплексуя от нее. Время от времени мне кажется, что он с трудом сдерживает смех.

Все мои попытки вовлечь в разговор Таю кончаются провалом – девушка отвечает односложно, каждый раз переспрашивая. Наконец не выдерживает Игорь:

– Тая, что ты молчишь постоянно? Развлекай теперь гостя! Не хочешь общаться – чего ты тогда позвала его? Твоя же идея была, что ты сидишь, воды в рот набрала?

Тая заливается пунцом, вскакивает и – естественно – бросает салфетку на стол.

– Как… ты… Игорь, я же просила…

Развернувшись на каблучках, Тая убегает в дом, а Игорь смотрит ей вслед, и чего нет в его взгляде, так это чувства вины. Ситуация его по-прежнему забавляет.

Когда мы остаемся за столом вдвоем, молчание становится комфортным. Тот случай, когда не надо вбрасывать в едва тлеющий разговор новые темы, лишь бы избавиться от неудобняка, и поглядывать украдкой на часы, прикидывая, как смыться, не обидев хозяев.

– Пригласи ее куда-нибудь. В кино, или куда вы там ходите, – говорит Вернер и молниеносным хлопком размазывает прилипшего к шее комара.

– Хорошо.

– Если не хочешь, не надо. Это не по работе, личная просьба.

– Без проблем.

– Она замкнутая немного, хочу ее проветрить. А то сидит дома, как… как не знаю кто, короче.

– Хорошо, договорились.

Я замолкаю и снова погружаюсь в шашлык. А что мне надо было делать, отказаться? Это было лишь завуалировано под просьбу, Вернер не умеет просить. Через пару минут, заполненных звоном ножей и вилок о фарфор тарелки, зудением мошкары и ревом труб далекого сухогруза, Вернер промокает губы льняной салфеткой, выбивает из пачки сигарету – он курит «Кэмел» – и спрашивает:

– Ну, ты как вообще, Денис, доволен?

– Да, нормально все. Очень вкусно.

– Да я не про жратву. Собой, жизнью?

– Прости, я не понял.

– Как у тебя внутри все складывается? Нет, я тобой доволен, просто когда ты слишком вовлекаешься в работу, ты иногда принимаешь процесс за результат. То есть что я хочу сказать – когда ты только начинаешь чем-то заниматься, ты делаешь это ради конкретной цели. А цель все отодвигается и отодвигается, и – о-па – однажды обнаруживаешь, что у тебя совсем другие приоритеты. Что занимаешься тем, что тебе не нравится, и ненавидишь свою работу, а вместе с ней и себя. Поэтому я спрашиваю Денис, ты ничего не хочешь поменять? Тебе не надоело? Ты доволен?