Когда дети слышали глухое рычание «Варшавы», то убегали в переполохе в потайное место под лестницей. Полипа, не зная, что будит такой страх, приносил детям большой термос с мороженым, а в картонной коробке — вафли.

Мися в голубом платье для беременных попросила их к столу в комнате, но они не торопились занимать места. Руту остановил в дверях Изыдор.

— У меня новые марки, — сказал он.

— Изыдор, не мучь гостей, — пожурила его Мися.

— Ты красиво выглядишь в этой шубе, прямо как Снежная Королева, — шепнул Изыдор Руте.

Мися стала подавать еду. Были заливные ножки и два вида салата. Была ветчина и фаршированные яйца. На кухне разогревался бигос и скворчали куриные ножки. Павел налил в рюмки водку. Мужчины уселись друг против друга и разговаривали о ценах на кожу в Ташуве и в Кельцах. Потом Полипа рассказал непристойный анекдот. Водка исчезала в горлах, и рюмки казались слишком маленькими, чтобы утолить эту чудовищную жажду тел. А мужчины все еще казались трезвыми, хотя лица у них покраснели и оба расстегнули воротники. Под конец их глаза стали мутными, словно замерзли изнутри. Тогда Рута вышла за Мисей на кухню.

— Я тебе помогу, — сказала она, и Мися дала ей нож. Большие руки Руты резали пирог, а красные ногти мелькали над белизной крема, словно капельки крови.

Мужчины начали петь, и Мися посмотрела на Руту обеспокоенно.

— Мне надо уложить детей. Отнеси им пирог, — попросила она.

— Я тебя подожду. Помою посуду.

— Рута! — заорал вдруг из комнаты пьяный Полипа. — Иди сюда, девка!

— Идем, — быстро сказала Мися и взяла поднос с пирогом.

Рута отложила нож и неохотно пошла за Мисей. Они сели рядом с мужьями.

— Смотри, какой я купил жене лифчик! — крикнул Полипа и рванул на Руте блузку, открывая веснушчатое декольте и белоснежный кружевной бюстгальтер. — Французский!

— Перестань, — тихо сказала Рута.

— Чего — перестань? Мне что — нельзя? Ты принадлежишь мне, вся ты и все, что на тебе. — Полипа посмотрел на развеселившегося Павла и повторил:

— Она принадлежит мне! И все, что на ней! Всю зиму она моя. А летом она выметается к матери.

Павел показал ему наполненную рюмку. Они не обратили внимания, когда женщины опять ушли в кухню. Рута села за стол и закурила. Тогда подкарауливающий ее Изыдор воспользовался возможностью и принес коробочку с марками и открытками.

— Посмотри, — сказал он зазывающе.

Рута взяла в руку открытки и рассматривала каждую в течение нескольких секунд. Она выпускала из красных губ струйки белого дыма, а помада оставляла на сигарете таинственные следы.

— Я могу дать их тебе, — сказал Изыдор.

— Нет. Лучше я буду смотреть их у тебя, Изек.

— Летом у нас будет больше времени, а?

Изыдор увидел, что на жестких от туши ресницах Руты остановилась большая слеза. Мися подала ей рюмку водки.

— Не везет мне, Мися, — сказала Рута, и пойманная в ресницах слеза стекла по щеке.

Аделька не любила друзей отца, всех этих мужчин, от одежды которых несло сигаретами и пылью. Самым важным из них был Полипа — вероятно потому, что он был такой большой и толстый. Но даже Полипа становился милым и вежливым и говорил тонким голосом, когда к отцу приезжал пан Видына.

Видыну привозил шофер, который ждал потом целый вечер у дома в машине. У Видыны была зеленая охотничья куртка и перо на шляпе. Он хлопал Павла на прощанье по плечу и долго, плотоядно целовал Мисю в руку. Мися наказывала Адельке заняться маленьким Витеком, а сама вытаскивала из кладовки самые лучшие запасы. Нож мелькал в ее руках, когда она резала копченую колбасу и ветчину. Павел говорил о Видыне с гордостью.

— В наши времена хорошо иметь такие знакомства.

Именно эти знакомые отца пристрастились к охоте и приезжали из большого леса, обвешанные зайцами или фазанами. Они клали все это в прихожей на столе и, прежде чем сесть за стол, опрокидывали по полстакана водки. Дом пах бигосом.

Аделька знала, что в такой вечер она должна будет играть. Еще она следила за тем, чтобы под рукой был Антек со своим аккордеоном. Ничего она так не боялась, как отца, когда он злился.

Когда подошло время, мать велела им взять инструменты и идти в комнату. Мужчины закуривали, и наступала тишина. Аделька задавала тональность, и они с Антеком начинали играть. Когда доходила очередь до «Сопок Маньчжурии», Павел брал свою скрипку и присоединялся к дуэту. Мися стояла в дверях и смотрела на них с гордостью.

— А вот этому, малому, я куплю контрабас, — говорил Павел.

Витек прятался за мать, когда на него смотрели.

Во время всей игры Аделька думала о мертвых животных на столе в прихожей.

У них у всех были открытые глаза. Глаза птиц напоминали стеклянные камушки с перстней, но глаза зайцев были какие-то страшные. Адельке казалось, что они следят за каждым ее движением. Птицы лежали связанные за ноги в пучки, как редиска. Зайцы по отдельности. Она искала в их шерсти и перьях раны от пуль. Но ей лишь иногда удавалось найти застывшие круглые струпы. У мертвых зайцев кровь капала с носа на пол. Их мордочки были такие же, как у кошек. Аделька поправляла им головы, чтобы они не свисали со стола.

Однажды среди застреленных фазанов она заметила какую-то другую птицу. Поменьше размерами и с красивыми голубыми перышками. Этот цвет восхитил Адельку. Ей очень захотелось иметь эти перышки. Она еще не знала, что с ними сделает, но знала, что хочет их иметь. Она осторожно выдергивала перья, одно за другим, пока у нее в ладони не появился голубой перистый букет. Она перевязала его белой ленточкой для волос и хотела показать маме. Но на кухне столкнулась с отцом.

— Что это? Что ты наделала! Ты знаешь, что ты наделала?

Аделька отшатнулась к буфету.

— Ты же ощипала сойку пана Видыны! А он ее специально для себя подстрелил.

Мися стояла рядом с Павлом, а в дверях появились головы заинтересовавшихся гостей.

Отец схватил Адельку железной хваткой за плечо и отвел в комнату. Подтолкнул со злостью, так что она очутилась перед разговаривающим с кем-то Видыной.

— Что такое? — спросил тот заплетающимся голосом. У него был мутный взгляд.

— Она ощипала твою сойку! — крикнул Павел.

Аделька вытянула перед собой букет из перьев. Ее руки дрожали.

— Отдай эти перья пану Видыне, — рявкнул ей Павел. — Мися, неси горох. Мы ее накажем, чтоб неповадно было. С детьми нужно строго. И всегда держать их на коротком поводке.

Мися неохотно подала ему кулек с горохом. Павел насыпал горох в углу комнаты и велел дочери встать на колени. Аделька встала, и на минуту сделалось тихо. Она чувствовала, что все на нее смотрят. Она подумала, что сейчас умрет.