Хафиз, «Газели и рубаи» (перевод Афанасия Фета)

…А Викентий внимательно осмотрел мне при помощи специального зеркальца зрачки, потом посчитал пульс и как-то тяжело, и в то же время совершенно по-детски вздохнул.

– Организм у тебя, – говорит, – Егор, конечно, просто удивительный. Просто уникум какой-то, а не организм. Еще пару дней понаблюдать – и можно смело выписывать. Швы с черепа снять – и в Таиланд. Или куда это вы там с женой собирались-то? Вот туда и валите! Смело, в полный рост, бояться уже, похоже, нечего. Я б на твоем месте сходил, кому-нибудь свечку поставил…

– Да я уж тут чуть было не поставил, – смущаюсь. – Причем, врать не буду, совершенно помимо собственной воли. И к сожалению, не свечку. И не жене. Хорошо еще, что ты помешал…

Он хохочет.

– Ну, в принципе, это тоже служба, конечно, – вытирает он, отсмеявшись, похмельные слезы. – Можно даже сказать, обряд. Или там ритуал. И вовсе эта служба не такая простая и приятная, как это попервоначалу кажется. Люси – девушка ненасытная. Но я все-таки немного другое в виду имел…

Я улыбаюсь в ответ.

Сегодня хорошее утро, думаю.

Надеюсь, что – к добру.

А может, и не к добру.

Хрен угадаешь, что называется. Никакие прежние приметы почему-то в последнее время не работают…

– Что, так все хорошо заживает? – спрашиваю.

– Угу, аж противно. Кроме вполне понятного в такой ситуации депресняка – вообще никаких последствий. Я вообще-то людям завидовать не привык. Но тут, глядя на тебя, хочешь – верь, хочешь – не верь, начинаю потихоньку задумываться на эту тему. Просто как на собаке…

Я вздыхаю и кривлюсь, скашивая неожиданно потяжелевший взгляд в сторону серого квадрата оконного стекла.

Если б все было так просто, милый Викентий.

– Погоди завидовать, – усмехаюсь, – а то ведь могут и дострелить, так, чисто случайно. Довести дело до вполне логичного в данной ситуации конца. Прямо на выходе из этого твоего богоугодного заведения.

Он вздыхает в ответ:

– А это уже не по моей части. Заштопать я, понимаешь, кого угодно могу. А вот защитить – это вряд ли. Кстати, следак звонил. Интересовался состоянием здоровья. И просил передать, что вечером постарается зайти. И еще, там у меня в приемной, шурави, какой-то педик тебя аж с самого утра дожидается. Сидит, понимаешь, весь сам из себя бледный, и губы серые. Явно чего-то боится. Но если тебя, конечно, интересует мое мнение, то этот тип далеко не из тех, кто способен на что-то серьезное. Обычный тухлый слизняк. Я таких, знаешь ли, перевидал…

Я откидываюсь на подушки.

Очень хочется курить, но сейчас день, и делать это вот прямо так в нагляк как-то неудобно.

– Спасибо, – киваю. – И за характеристику в том числе. Я, в принципе, и сам так думал, но взгляд со стороны всегда важен. А то, когда глаз «замыливается», можно и ошибиться…

Он чуть заметно усмехается самыми-самыми уголками тонких, бескровных губ, и кивает в ответ.

– Что, узнал персонажа? – спрашивает.

– А то! У меня с ним как раз незадолго до стрельбы серьезный конфликт случился.

– Так что, – смотрит на меня понимающе, – приглашать?

– Да пошел он в жопу! Делать мне больше нечего, чем этого придурка голубого успокаивать! Ясно же, что не он меня заказывал. Кишка тонка у голубочка, и твои слова – самое точное тому подтверждение.

– Так что сказать-то? – вздыхает Викентий.

– А ничего! – щерюсь я. – Скажи, что я не могу его принять. Типа и самочувствие, и настроение для этого дела самые неподходящие. Пусть поволнуется, погоняет. Вдруг я и вправду на него показания, ему лично неприятные, следаку дам? Вот пусть мозгами на эту тему и поработает. Не все ж за счет собственной жопы карьеру строить. А я с него потом деньгами все отожму. Хочешь верь – хочешь не верь, но заслужил, пидорас. Да и настоящего заказчика спугивать раньше времени не стоит. К тому же я до сих пор не знаю, кто он.

Викентий снова вздыхает.

– Это, конечно, не мое собачье дело, шурави, но хоть догадки-то какие имеются? – спрашивает.

Я киваю.

– Да, есть кой-какие мысли, бача. Но пока – рано…

– Я понимаю, – кивает он в ответ. – Тогда отдыхай пока. Только скажи напоследок, а вот эти «дети ангелов», про которых мы с тобой ночью говорили, они только в христианстве имеются?

– Зацепило, да? – улыбаюсь. – Нет, бача, не только. Фактически нет ни одной религии, да что там, религии – мифологии, где бы их не было. Общее место, так сказать. От Гильгамеша до Ахиллеса и Александра Македонского. Только отношение к ним в разных системах координат совершенно не совпадает, понимаешь.

Он кривится.

– Я почему-то так и подумал. Ну ладно, давай, отдыхай. Мне все равно на утренний обход уже давно как пора. Посетителей, я так понимаю, всех в жопу гнать, так, бача? Ну кроме жены и следователя, разумеется…

Я медленно отрицательно качаю головой.

– Нет, – выпускаю воздух сквозь зубы, – будет тут один. Его – пускать без разговоров. Впрочем, ты и не сможешь ему отказать, извини, Викентий. Ему вообще в этом мире редко отказывают.

– Серьезный дядя? – смотрит на меня исподлобья.

Я просто киваю.

А что тут говорить-то?

Он и сам все поймет.

Когда просто увидит Али.

А что-то мне подсказывает, что он его обязательно сегодня увидит.

И внутри у меня неожиданно резко сворачивается теплый и горький клубок острого и нехорошего предчувствия…

Нет, это не страх.

Мне просто тупо не по себе.

Я поднимаюсь, жму руку Викентию и провожаю его до самых дверей своего временного больничного пристанища. А потом подхожу к окну, опираюсь на подоконник локтем, открываю пошире фрамугу и неторопливо, со вкусом, закуриваю.

Ох, как мне это хотелось сделать-то, оказывается…

Там, за окном, кстати, снова потихоньку начинает накрапывать мелкий колючий осенний дождь.

Ничего страшного.

Мне было достаточно увидать с утра, что, оказывается, и он имеет свойство рано или поздно заканчиваться.

И – сразу же стало легче дышать.

Все-таки психика человеческая – штука очень странная.

Даже в себе толком разобраться, увы, почему-то не всегда получается. И как тут в других ковыряться прикажете?

Заказчика своего собственного искать?

А ведь – надо.

Никуда не денешься.

Иначе рано или поздно – дострелят.

Тот, кто один раз на что-то подобное решился, во второй раз уж точно не промахнется.