этот мужчина — настоящий волк, а я — лишь наивная Красная Шапочка, которой может позавтракать и не заметить. Не зря администратор клуба Юлианна советовала мне держаться подальше от боссов.

Влад отправился в комнату, чтобы разбудить дочь, а я так и осталась стоять в коридоре с пылающими щеками. Братья Волковы, мои сексуальные боссы, берущие всё по праву сильных. Я же сама видела, как цинично и без малейших угрызений совести они пользовали пьяную Нателлу прямо в рабочем кабинете. Страшно представить, сколь женских прелестей повидал диван, который там стоит. «И твои прелести тоже, милая!» — пронеслось в голове. Неужели надеюсь, что этот мужчина откажется от привычного образа жизни? Глупая-глупая Красная Шапочка…

— Мария Ивановна, спасибо вам! — заспанная Стефания крепко меня обняла, выводя из нерадостных мыслей.

— И тебе спасибо! Мне кажется, мы с тобой отлично провели время! — присела на корточки и улыбнулась малышке.

— А, может, вы поедете с нами? — робко спросила она, но в глазах мелькнули хитрые искорки.

Мы с Владом опешили, пытаясь подобрать слова, но у нас не получалось.

— Ладно, Стефа, попрощайся с учительницей, а то уже поздно. Вам обеим надо завтра на уроки! — Волков взял дочь за руку и отправился к выходу.

— До свидания, Мария Ивановна!

— До свидания! — я с грустью наблюдала, как закрывается дверь за очаровательной хитрюгой и её отцом.

Пожалуй, впервые почувствовала себя настолько одинокой. Пустая квартира угнетала тишиной. Медленно двигаясь по периметру, принялась за уборку: вот кружка, из которой только что пил Влад, а из этой тарелки хлебала суп, смешно надувая щёчки, Стефания. Я сложила посуду в раковину, не в силах её мыть и опустилась на стул. Почему-то отчаянно захотелось разреветься. Какой же дурой порой бываю. Пугливой, боящейся настоящих чувств. Меня с детства учили, что девушка должна быть скромной, послушной, хозяйственной и не позволяющей внешних проявлений эмоций. В любой ситуации на лице должна присутствовать улыбка, а сейчас мне хотелось орать в голос. Но инстинкт самосохранения упрямо твердил, что я поступила правильно — не стоит ввязываться в эти странные отношения с Волковым, потом костей не соберёшь, да и сердце не склеишь. Лучше уж так — тихонько повыть (не дай бог побеспокоить соседей) на своей пустой кухне, лечь спать, а завтра, нацепив дежурную маску благополучия, отправиться на работу.

Телефон завибрировал, оповещая о новом сообщении. Ну что в этот раз? У меня уже аллергия на этот чёртов аппарат!

Сообщение от Владлена Волкова…

«Может, поужинаем завтра вечером? С меня же причитается»!

Яростно тыкая кнопки, отчаянно промахиваясь, набрала «ДА!!!»

Глава 41

Весь день я была рассеянной и несобранной: отвечала невпопад, врезалась в людей и предметы, «зависала» с улыбкой на губах, глядя в стену. Кажется, моё странное поведение не укрылось от глаз бдительного «серпентария», разместившегося в учительской.

— Мария Ивановна, я к вам, вообще-то, обращаюсь! — прошипела биологичка, прозванная всеми «Гадюкой» за особо вредный характер. — Вы в своих мыслях где-то витаете, а мы тут учебный процесс обсуждаем!

— Вот-вот! Неужели вам неинтересно, речь ведь идёт о судьбе детей, за которых мы несём ответственность! — тут же начала вторить моя ровесница Валенька, пытавшаяся влиться в коллектив. Судя по всему, у неё это легко получится, она с рук Гадюки есть была готова.

— Я не понимаю, при чём тут я? Ну, застукали за курением мальчишек из старших классов, так на то они и подростки! Пусть родители проведут с ними воспитательную беседу. Я вообще преподаю у младших! — попробовала оправдаться, но тут же об этом пожалела.

Валенька даже руками всплеснула и посмотрела с надеждой на биологичку, мол, сделайте неразумной внушение. А Гадюку и упрашивать не надо было.

— Ну, это, знаете ли, непрофессионально! Мне кажется, вы недооцениваете воспитательный элемент в нашей гимназии! Мы должны не просто учить, но и наставлять. А у вас странная позиция — моя хата с краю, ничего не знаю — да ещё и эта рассеянность, отвлечённость. Вы в храме науке находитесь, о личном надо дома мечтать! — резюмировала она.

Я почувствовала, как к щекам начала приливать краска. А ведь в чём-то Гадюка права.

— Да что ж вы к девушке пристали? Она этих пацанов и не знает даже! А завидовать плохо, Антонина! — из угла послышался скрипучий голос Львовны, легенды нашей школы, которую «серпентарий» боялся как огня. — Вам покоя не даёт, что у кого-то личная жизнь имеется? Так и скажите! А вы, Машенька, не слушайте этих вобл сушёных, радуйтесь жизни, пока такая молодая и красивая. Эх, кто б мне этот совет дал лет этак сорок назад.

Невольно улыбнулась, благодаря заслуженную учительницу за поддержку. Против неё никто и слова не скажет. Но всё же находиться в сгустившемся от напряжения воздухе учительской было невыносимо, поэтому предпочла сбежать в коридор. Пока у меня окно, можно и на улицу выйти, глотнуть кислорода, а то из зеркала на меня точно посматривала мышь, причём бледная. А у меня вечером свидание, даже не верится! Может, хоть на улице румянец появится? Да и неплохо бы начать краситься в обычной жизни, хотя бы ресницы и немного блеска на губы.

Только вот время для прогулки выбрала явно неподходящее: стоило выскользнуть из учительской, и добраться до дальнего пролёта лестницы, который редко использовал кто-либо, как тут же с размаху влетела в Борова, бдительно обходящего свои владения.

— Извините! — пискнула я и попробовала проскочить, но обогнуть его внушительный живот в узком пространстве оказалось крайне сложно.

— Мария, я хочу с вами поговорить. Наконец-то представился удобный случай! — тихо произнёс он, надвигаясь в мою сторону.

Из-за близости его потного грузного тела, пахнущего приторным парфюмом и крепким вонючим табаком меня замутило, и я отшатнулась.

— Да ладно вам, чего вы боитесь? При таких-то заступниках! — его голос так сочился ядом, даже Гадюке не снилось. — Что трахаешься сразу с обоими братьями Волковыми? А такую целку недоступную из себя строила! Посмотрим, долго ли ты будешь их интересовать. У них таких десяток. А вот когда с тобой наиграются, настанет моя очередь!

Его слова резали и рвали душу, проходясь по тем кровоточащим местам, куда я попробовала наклеить пластырь спокойствия и принятия. Но Боров, сам того не ведая, обнажал незаживающие раны, показывая мне реальность с её самой неприглядной стороны.

— Дмитрий Анатольевич, мне кажется, что вы забываетесь! — произнесла, чувствуя, что ком тошноты поднимается всё выше в горле.

— Это ты пока смелая! — шипел он. — Но скоро покровители найдут новую игрушку, а у меня, если что, уже