Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Не отвечая, она забрала фотографию из масляных пальцев, но он что-то разглядел в ее выражении. Продолжал гнуть свое.
– Таких надо стрелять, как собак, дамочка. Как гребаных собак.
Она отшатнулась перед напором его злобы, а руки дрожали так, что она с трудом открыла дверь машины.
– Бензина не надо? – спросил он вдруг.
– Идите к черту, – ответила она.
Он казался изумленным.
– Да что с вами такое? – сплюнул он.
Она повернула ключ, молясь про себя, чтобы машина не играла с ней шуток. Повезло. Уезжая на всех парах, она бросила взгляд в зеркало и увидела, как ей вслед из поднятой пыли кричит заправщик.
Лори не знала, откуда взялся его гнев, но знала, куда он направится – на детей. Бесполезно переживать. Мир полон отцов-тиранов и безжалостных матерей; а если на то пошло, то и жестоких и равнодушных детей. Таков порядок вещей. Она не может контролировать жизнь целого вида.
Десять минут облегчение от побега сдерживало любую другую реакцию, но потом оно иссякло, и ее пробила дрожь – такая сильная, что пришлось остановиться при виде первых же признаков цивилизации и найти, где успокоиться. Среди десятка магазинчиков подвернулась закусочная, где она заказала кофе и дозу сахара в виде пирога, затем удалилась в туалет, чтобы сполоснуть раскрасневшиеся щеки холодной водой. Уединения, хоть и временного, хватило, чтобы хлынули слезы. Глядя на свое распухшее и взволнованное лицо в потрескавшемся зеркале, она поддалась таким рыданиям, что ничему – даже появлению другого посетителя – было ее не остановить.
Незнакомка не поступила так, как поступила бы в подобных обстоятельствах Лори, и не ретировалась. Вместо этого она поймала взгляд Лори в зеркале и спросила:
– Что такое? Мужчины или деньги?
Лори стерла пальцами слезы.
– Прошу прощения? – сказала она.
– Когда плачу я… – сказала девушка, расчесывая крашенные хной волосы, – …то либо из-за мужчин, либо из-за денег.
– А, – неприкрытое любопытство девушки помогло сдержать новые слезы. – Мужчина, – ответила Лори.
– Бросил?
– Не совсем.
– Господи, – сказала девушка. – Вернулся, что ли? Это еще хуже.
Реплика заслужила от Лори слабую улыбку.
– Обычно это как раз те, кто не нужен, да? – продолжила девушка. – Говоришь им валить, а они все возвращаются и возвращаются, как псы…
Слова о псах напомнили о сцене у гаража, и Лори снова ощутила подступающие слезы.
– Ох, заткнись, Шерил, – упрекнула себя незнакомка, – только хуже делаешь.
– Нет, – сказала Лори. – Правда, нет. Мне нужно поговорить.
Шерил улыбнулась.
– Так же, как мне нужен кофе?
Звали ее Шерил Маргарет Кларк, и она бы вытянула сплетни даже из ангела. Ко второму часу беседы и к пятому кофе Лори пересказала всю свою жалкую историю – от первой встречи с Буном до момента, когда они с Шерил переглянулись в зеркале. Шерил и самой было что рассказать – больше комедию, чем трагедию, о страсти возлюбленного к машинам и своей – к его брату, завершившуюся крепкими словами и расставанием. Она каталась, чтобы проветрить голову.
– Не делала так с детства, – сказала она, – просто еду, куда глаза глядят. Я уже и забыла, как же это хорошо. Может, поедем вместе? В Шир-Нек. Всегда хотела на него посмотреть.
– Правда?
Шерил рассмеялась.
– Нет, конечно, но чем это место хуже другого? Для непривередливых все дороги хороши.
Они отправились вместе, спросив дорогу у владельца закусочной, заявлявшего, что имеет о местоположении Мидиана более чем расплывчатое представление. Подсказка была верной. Маршрут вел через Шир-Нек – оказавшийся больше, чем ожидала Лори, – и по необозначенной дороге, в теории ведущей в Мидиан.
– На что вам туда? – интересовался владелец закусочной. – Туда больше никто не ходит. Никого там нет.
– Я пишу статью о золотой лихорадке, – ответила Шерил, завзятая врушка. – А она – турист.
– Те еще достопримечательности, – был ответ.
Реплика задумывалась ироничной, но оказалась правдивей, чем предполагал говоривший. День уже клонился к вечеру, свет золотил гравийную дорогу, когда показался город – и, пока они не въехали на сами улицы, не верилось, что это то самое место, потому что с каких пор призрачные города выглядят так гостеприимно? Однако, как только солнце скрылось, это впечатление изменилось. От заброшенных домов веяло чем-то сиротливо-романтичным, но в конце концов зрелище стало тягостным и даже жутковатым. Первой мыслью Лори при виде города было:
«Зачем Бун сюда пришел?»
А второй:
«Он пришел не по своей воле. За ним гнались. Здесь он оказался по случайности».
Они припарковались на середине главной улицы – она же и единственная, плюс-минус переулок.
– Можно не запирать машину, – сказала Шерил. – Здесь ее никто не угонит.
Теперь, оказавшись на месте, Лори была как никогда рада обществу Шерил. Ее жизнерадостность и смешливость казались оскорблением этой угрюмой округе; не подпускали обитавшую рядом тоску.
Призраков можно развеять смехом; несчастье же сделано из чего покрепче. Впервые с телефонного звонка Деккера она почувствовала подобие скорби. Так легко вообразить здесь Буна, одинокого и заплутавшего, знающего, что преследователи нагоняют. Еще легче оказалось найти место, где его застрелили. Дырки от шальных пуль обведены мелом; в доски на крыльце впитались пятна и брызги крови. Она постояла несколько минут в стороне – не могла подойти, но и сбежать не могла. Шерил тактично отправилась на самостоятельные исследования; никто не мог прервать гипнотический эффект от вида его смертного одра.
Ей всегда будет его не хватать. И все же слез не было. Наверно, она все выплакала в туалете закусочной. Взамен в мыслях, только распаляя утрату, стояла загадка, как же тот, кого она знала и любила – или любила и думала, что знала, – мог погибнуть здесь за преступления, в которых она его ни разу не подозревала. Возможно, слезы высушил гнев на него – из-за понимания, что, вопреки всем признаниям в любви, он столько от нее скрывал, а теперь был вне досягаемости для объяснения. Неужели не мог оставить хотя бы знак? Она поймала себя на том, что разглядывает кровавые пятна и гадает, не разобрал бы в них более наметанный глаз какой-то смысл. Если можно читать пророчества по кофейной гуще в чашке, то и последний след Буна в мире нес некое значение. Но она не толковательница. Знаки остались лишь очередной неразгаданной тайной из множества других, где главным было чувство, которое она выразила вслух, глядя на звезды:
– Я все еще люблю тебя, Бун.
Вот это всем загадкам загадка: несмотря на гнев и замешательство, она бы променяла всю оставшуюся в ней жизнь на то, чтобы сию же минуту из этой двери вышел он и обнял ее.