выйти из мучительной металлической коробки с ароматом бензина. Старушка активно пыталась одержать победу над заевшей дверью, дергая тележку вперед-назад задрала ее высоко вверх и с силой надавила. Внезапно дверь распахнулась, и старуха влетела внутрь салона, шлепнувшись на ступеньки.

Страх и пронзительная боль молниеносно прогнали тошноту, запахи и головокружение. Адреналин четко направил внимание будущей мамы на главное — малыша! Колеса тележки жестко вонзились в живот. В глазах потемнело.

Пришла в себя от женского натужного голоса, что стонал от боли где-то рядом.

Осмотрелась. Светлая больничная палата. Ужасно дурно, все кружится. Ужасно болит в животе.

«Что со мной случилось?» — зашевелились мысли.

«Автобус! Боль! Малыш! Где мой малыш?»

Моментально сбросила простынь. Сердце обдало жаром, по спине пронесся холодок трепета, брызнули слезы.

— Не-ет, мой малыш! Нет! Господи, за что, за что-о! Аа-а, малы-ы-ыш… — Катя упала без сил на больничную подушку и горько заревела. В палату спешно вбежала медицинская сестра и направилась к ее койке:

— Успокойся милая! Бывает! Еще родишь, все будет хорошо, не нужно так!

Отламывая верхушку стеклянной ампулы:

— Скоро, муж придет, он там, рядом, не волнуйся. Сейчас укольчик сделаем, все будет славно дорогая!

Из глаз лились слезы, горечь на сердце перекрывала тянущую боль во впалом животе. Катя ревела и ревела, пока слезы не прекратили катиться, отказываясь облегчить ее горе. Зашел Димка, тихо сел рядом и взял за руку. Сквозь опухшие веки заметила — он тоже выглядит измученным.

Говорить было нечего, да и не хотелось. Держались за руку, молча, как еще вчера утром, сидя в храме.

ШИПР

В глубинах преисподней, прямо посреди кабинета главы Штаба искуса пьяных разгульников (ШИПР) вершилась «отчитка подчиненных».

Черный бес нервозно расхаживал из стороны в сторону, то раздуваясь, до размеров небольшой дремучей пещеры, то сдуваясь, до маленького фыркающего улья:

— Молитвенники они там, видишь ли! Подавать писульки свои собрались в алтарь, ишь чего! А вы куда смотрели мерзавцы?! — следя за согнувшимися подчиненными лукавыми, негодовал шеф.

— Я у кого спрашиваю? Почему не предприняли ничего, когда они попа просили на проскомидии этого алкаша — папашку помянуть?! — остановился и грозно прорычал в сторону подчиненных босс.

— Мы-ы, стархр-хрались, даже очерх-хредь хр-хразогнали, лишь бы он быстрх-хрее в магазин попал, — дергаясь от страха, прохрюкал Серый.

— Да-а! А он выпил! Тот свет противный, все испортил, мы не виноваты! Это все аптека! — добавил желтый Салафур.

Черный весь закипел:

— Я вам покажу аптеку, больницу и морг одновременно, за такую работу, покажу, как куролесить подопечным позволять!

Мрачный клубок ненависти зашевелился, заерзал и за мгновение расширился до размеров среднего слона, а затем бросился на своих подчиненных поглотив их целиком, как если бы цистерна нефти, растворила в себе несколько капелек дождя, так босс впитал всю мерзость и сравнительно жалкую злость двух своих помощников.

Мучение и невыносимое страдание испытали бесы сразу же, как очутились внутри начальства. Многие тысячелетия провели они в аду, но нечасто приходилось им чувствовать подобное. Совершенно неспособные противиться бешеной мощи зла и черной ненависти, без надежды выкарабкаться назад, они попросту утонули в начальнике.

Черный поразмыслил и мало-помалу сдуваясь, выплюнул своих злополучных работников назад:

— Все равно задачу будете выполнять! Больше некому! Все на проектах заняты!

Серый с Салафуром вяло пошатывались бок о бок, не подымая глаз на начальство и испуганно ждали распоряжений:

— Будем стараться шеф! Навечно в покорности вашему темнейшеству!

— Делайте что хотите, а Димке с Катькой жестоко отомстить! Результаты ко мне доставить! Крест аптечный с улицы пропойц снять! Лампочку разгромить! И чтобы никакого там кирие илейсона!

Вылетая из здания ШИПРа, бесы совещались:

— А что это он, то «кирие илейсон» то «куролесить» поминает? Уж не собирается ли назад на облачко? А что, если на него жалобу накатать, туда в самый низ, в надзор за изменниками? — поражаясь своей сообразительности, бурчал Салафур.

— Не знаю, не знаю. Будем держать как аргумент, если что. Может он на византийский проект, назад, захотел? Давным-давно стоящей задачи не давали. Я сам ужасаюсь безграмотность этих лоботрясов! У грека господи помилуй — «кирие элейсон», а этим «куралесить» все мерещится, ну и народец!

— А я подумал, уж… — ответил желтый.

Серый скомандовал:

— Разделяемся, ты пилишь медицинский фонарь на улице пьянчуг, а я к Катьке.

Пока летел, вспоминал приказ, размышлял, как именно нужно отомстить, с наибольшим вредом для «молитвенников».

— И как это у них приняли писульку о поминовении в алтарь, да еще и за пьяницу? — сам с собою бормотал Серый, — свет в аптеке так просто не загорается! Сбежал подопечный? Значит, ищи корни в литургии, больше негде, — решил бес, проносясь над храмом, в котором еще недавно подавали записку за отца Димы.

— Представляю, что будет на отчете внизу у самого главного, хорошо нас туда не отправили! — бормотал Серый.

— Аа-а! Вот и мои разлюбезные! Ехать собрались, ну я им сейчас устрою, ох-х отомщу! — настигая автобус, рявкал бес.

— О-о, а ты тут еще чего расселся, святоша?! — озлобленно вытаращился на ангела-хранителя, который ехал рядом с Димой.

Лазриил разгладил крылья и с улыбкой произнес:

— Уважаемый бывший коллега — Серый! Понимаю твою печаль, о которой мне уже сообщили! Хотя, наверное, нет, все же не понимаю. Ну да ладно, — ангел извлек из-под крыла светящуюся бумагу и стал просматривать документ, комментируя вслух.

— Учитывая, что у меня совсем необычная подопечная, а ее муж, итак, пострадал немало в жизни, что его значительно укрепило… А малыш, даже если и родится долго не проживет с саркомой мозга, мне выдано поручение не мешать тебе. Но! Все только в рамках разумного!