В пруду обитает множество маленьких рыбок, тритонов с ярко-красными брюшками — имори и великое множество мелких жуков-водомерок, называемых здесь маймай-муси, которые носятся по водной поверхности так быстро, что почти невозможно разглядеть их форму. С маймай-муси обычно сравнивают человека, который бесцельно мечется под влиянием нервного возбуждения. Также имеются какие-то красивые улитки с желтыми полосками на их раковинах. У японских детей есть песенка-заклинание, которая, как полагают, способна заставить улитку высунуть свои рожки:

Площадкой для игр у детей из более высоких сословий всегда был семейный сад, а у детей бедняков — храмовый двор. И именно в саду малыши впервые узнают что-то из удивительной жизни растений и знакомятся с чудесами мира насекомых; здесь же они впервые слышат прелестные легенды и песни о птицах и цветах, которые составляют такую очаровательную часть японского фольклора. Поскольку домашнее обучение ребенка в основном возлагается на мать, уроки доброты к животным внушаются ему с самых ранних лет, и их результаты сильно сказываются на всей его последующей жизни. Маленькие японки, играющие с насекомыми или мелкими животными, редко причиняют им вред и, как правило, отпускают на волю, после того как вдоволь наигрались с ними. Маленькие мальчики далеко не столь добры, особенно если оказываются вне поля зрения родителей или опекунов. Но если мальчика застают за каким-то жестоким занятием, его принуждают почувствовать стыд за свой поступок, и, кроме того, он слышит буддистское предостережение: «Твое перерождение будет несчастным, если ты творишь жестокие дела».

Где-то среди камней в пруду живет маленькая черепашка — вероятно, оставленная в саду прежними арендаторами этого дома. Она очень мила, но ухитряется оставаться невидимой неделями кряду. В народной мифологии черепаха является слугой божества Компира; если набожный рыбак обнаруживает в своих сетях черепаху, он пишет у нее на спине иероглифы, означающие «слуга божества Компира», вливает ей саке и от пускает на волю. Считается, что черепахи очень любят саке.

Правда, насчет того, чьи слуги черепахи, есть разные мне ния. Некоторые говорят, что Компира служит только сухопутная «каменная черепаха»; морская же черепаха находится в услужении подводного императора. Существует поверье о чудесной способности морской черепахи создавать одним своим выдохом облако, туман или великолепный дворец. Она является одним из персонажей старинной сказки об Урасима Таро[111]. Черепахи, по народным представлениям, живут тысячу лет и поэтому служат в японском искусстве одним из самых распространенных символов долголетия. В изображении местных художников черепаха часто имеет весьма странный хвост, или, точнее, множество маленьких хвостиков, которые тянутся за ней подобно нижней кромке соломенного плаща мино, из-за чего ее называют мино-гамэ. Следует сказать, что некоторые из черепах, содержащихся в священных водоемах буддистских храмов, в самом деле достигают весьма почтенного возраста, и бывает так, что к панцирям этих созданий прикрепляются и тянутся за ними водные растения. Миф о мино-гамэ, как предполагается, как раз и обязан происхождением попыткам древних художников изобразить, как выглядят такие облепленные водорослями черепахи.

X

В самом начале лета лягушки на удивление многочисленны и с наступлением сумерек задают такие концерты, что пером описать невозможно. Но с каждой проходящей неделей их ночные буйства становятся всё тише, а их число убывает под натиском множества врагов. Большое семейство змей, некоторые длиной в три фута, время от времени совершает набеги на эту колонию. Жертвы издают жалобные крики, которые находят живой отклик, когда только это возможно, у кого-ни будь из домочадцев, и много лягушек было спасено моей юной служанкой, которая легкими ударами бамбуковой трости заставляет змею отпустить свою добычу. Эти змеи — прекрасные пловцы. Они вольготно чувствуют себя в саду, но появляются здесь только в жаркие дни. Никому из моих людей и в голову не придет поранить или убить одну из них. Более того, в Идзумо говорят, что убить змею — к несчастью.

— Если вы убьете змею, которая ничем вам не угрожала, — уверял меня один крестьянин, — вы потом найдете ее голову в комэбицу[112], когда снимете крышку.

Но змеи пожирают сравнительно мало лягушек. Дерзкие коршуны и ворбны — вот самые неумолимые их враги; есть также очень милая ласка, живущая под кура (сараем) и ничуть не стесняющаяся выхватить рыбу или лягушку из пруда на глазах у хозяина усадьбы. Кроме того, есть кот, который браконьерствует в моих заказниках — худой и вечно голодный, виртуозный ворюга, которого я неоднократно, но каждый раз безуспешно, пытался отучить от бродяжничества. Отчасти в силу аморального характера этого кота, отчасти оттого, что ему случилось иметь длинный хвост, за ним закрепилась скверная репутация, и по общему убеждению, он — некомата (кот-демон).

В Идзумо вырасти котятам длиннохвостыми дозволяется крайне редко. Ибо считается, что пресечь естественную склонность кота обратиться в беса можно лишь усекновением его хвоста, пока он котенок. Коты, по народным поверьям, — это чародеи, которые обладают магической силой пускать мертвецов в пляс. Коты, как считают японцы, неблагодарны. «Корми собаку три дня, и она будет помнить твою доброту три года; корми кота три года, и он забудет твою доброту через три дня», — гласит японская пословица. Коты вредоносны: они раздирают циновки, дырявят сёдзи и точат свои когти о стойки токонома. А все дело в том, что коты были прокляты — ведь только кот и ядовитая змея не оплакивали смерть Будды, и поэтому им никогда не узнать блаженства. В силу этого, а также иных причин, слишком многочисленных, чтобы их здесь излагать, котов в Идзумо не очень жалуют, и большую часть своей жизни им приходится проводить на свежем воздухе.

XI