Следующие по численности среди жертв огня — это мотыльки; некоторые из них весьма необычны и красивы. Самый замечательный — это огромное создание, известное в народе под названием окори-тётё — «малярийный мотылек»; бытует поверье, что он заносит перемежающуюся лихорадку в любой дом, куда залетает. Его тело примерно того же веса и почти столь же сильное, как у самой крупной колибри, а его сопротивление, когда он, сжатый в руке, старается высвободиться, поражает своей силой. В полете он издает очень громкий стрекочущий звук. Крылья одного экземпляра, изученного мною, достигали в размахе пяти дюймов от кончика до кончика и всё же казались маленькими относительно веса его тела. Они были густо покрыты темно-коричневыми и серебристо-серыми крапинами.

Однако многие крылатые ночные пришельцы умеют, как и комары, избегать роковой лампы. Самый фантастичный из визитеров — это торо, он же кама-кири, в Идзумо называемый кама-какэ, — светло-зеленый богомол, которого ужасно боятся дети, поскольку он больно кусается. Кама-какэ очень велик. Я видел экземпляры более шести дюймов в длину. Блестящие его глаза ночью кажутся черными, но днем видно, что они цвета травы, в какой окрашено и всё его тело. Богомол удивительно агрессивен. Я видел, как один, на которого напала большая сильная лягушка, легко обратил своего противника в бегство. В конце концов он пал-таки жертвой других обитателей пруда, но потребовались объединенные усилия нескольких лягушек, чтобы сокрушить это чудовищное насекомое, и то исход битвы был решен, лишь когда им удалось затащить кама-какэ в воду.

Другие посетители дома — это жуки различных расцветок и некое создание, вроде небольшого таракана, называемое гоки-кабури, что означает «чашку-на-голове-носящий». Утверждается — разумеется, необоснованно, — что гоки-кабури любит поедать человеческие глаза, а посему является заклятым врагом Якуси-Нёрая[117] из Итибаты, который излечивает глазные болезни. По этой причине считается, что убить гоки-кабури — дело благое и будде угодное. Всегда желанные гости в доме — красивые светлячки (хотару), которые влетают почти бесшумно и сразу же отправляются на поиски самого темного уголка, слегка мерцая во мраке ночи подобно искоркам, гонимым нежным ветерком. Считается, что они очень любят воду; поэтому дети поют им такой куплет:

Прелестная серая ящерка, которая сильно отличается от тех, что обычно навещают сад, также появляется ночью и преследует свою добычу, бегая по потолку. Иногда необычайно крупная многоножка пытается повторить тот же самый трюк, но с гораздо меньшим успехом, по причине чего вынуждает схватить себя каминными щипцами и выбросить в ночную тьму.

Изредка появляется огромный паук мияма-гумо, что значит «горный паук». Это создание кажется вполне безобидным. Если его поймать, он будет притворяться мертвым, пока не убедится, что на него не смотрят, после чего удирает с удивительным проворством. Он безволосый и видом отличается от тарантула — фукуро-гумо. В этих местах обитают еще четыре вида пауков: тэнага-кумо — «длиннорукий паук», хирата-кумо — «плоский паук», дзи-кумо — «земляной паук» и тота-тэ-кумо — «запирающий дверь паук». Большинство пауков считаются дурными существами. Люди говорят, что паука, замеченного где бы то ни было в ночное время, следует убить, так как все пауки, появляющиеся по ночам, — бесы. Пока люди не спят и настороже, подобные создания остаются маленькими и неприметными, но когда все крепко засыпают, они принимают свою истинную бесовскую форму, превращаясь в огромных чудовищ.

XIII

Высокоствольный лес на холме за садом наполнен пернатыми обитателями. В нем живут камышовки, совы, дикие голуби, несметное полчище ворон и какая-то необычная птица, издающая по ночам странные звуки — протяжные низкие уханья: хо-о, хо-о. Она называется авамаки-дори, что значит «птица-проса-сеятель», — когда крестьяне слышат ее крик, они понимают, что пришло время высевать просо. Сама она — птичка-невеличка коричневой окраски, крайне пугливая и, насколько мне известно, ведущая исключительно ночной образ жизни.

Очень редко раздается ночью среди этих деревьев еще более странный крик — как будто кто-то кратко и часто вскрикивает от боли: хо-то-то-ги-су. Это кричит птица, которая так и называется — хототогису. Услышать ее можно только ночью, чаще при полной луне; кричит она, паря где-то высоко в небе, никем не видимая. О хототогису рассказывают неимоверные вещи: говорят, например, что она не из нашего мира и прилетает из Страны Мрака, где живет среди лишенных солнечного света тамошних гор Сидэ, над которыми пролетают все души, когда направляются к месту божьего суда. Она будто бы всегда появляется в конце пятого месяца по древнему лунному календарю, и крестьяне, услышав ее крик, говорят: «Пора сеять рис, ведь Сидэ-но-таоса уже с нами». Слово таоса означает деревенского старосту, но почему хототогису зовут «таоса Сидэ», я не знаю. Возможно, ее считают душой из какой-то деревушки в мистических горах Сидэ, где призраки имеют обыкновение останавливаться на отдых во время своего утомительного пути во владения Эмма[118] — бога, повелевающего смертью.

Крик хототогису толкуется по-разному. Одни утверждают, что птица на самом деле не повторяет свое собственное имя, а спрашивает: «Хондзон какэта ка?» (Хондзон[119] вывесили?) Другие, основывая свое толкование на мудрости китайцев, доказывают, что крик хототогису означает «Спору нет, лучше вернуться домой» и адресован тем, кто странствует вдали от родных мест. По их мнению, каждого, кто услышит голос хототогису, находясь в далеких от дома провинциях, неминуемо охватит острая тоска.

Поэты посвятили хототогису немало стихов. Один написал:

А вот стихи другого поэта:

Городской житель может прожить жизнь, ни разу не услышав хототогису. Посаженное в клетку, это маленькое создание будет упорно хранить молчание, пока не умрет. Поэты часто понапрасну ждут ночи напролет, от заката до рассвета, не прячась от утренней росы, чтобы хоть раз услышать ее странный крик, внушавший им вдохновение. Но те, кому довелось услышать хототогису, находят ее крик столь скорбным, что сравнивают его с предсмертным криком смертельно раненного: