креветок, роллами харумаки и острой лапшой якисоба. А потом поехали в Хироо, к ней домой, где она дала мне переодеться в ее нижнее белье и показала фотоальбом. В альбоме были ее фотографии со знаменитостями, она на Гавайях и в Париже. Она сидела в меховом манто поверх нижнего белья и рассказывала мне историю каждой фотографии.

– Хочешь спать?

– Нет, – я отрицательно покачала головой.

Она включила фильм об очень богатой женщине, которая на красивых просторах Аляски и Канады крутила любовь с молодым охотником.

– Ты чего-то весь вечер молчишь.

Я хотела ей рассказать свою историю об Ямагути, Нодзаки и о выключателе в музыкальном классе, но не смогла себя заставить. Фильм оказался довольно скучным, и она поделилась со мной, как ее два раза душили – один раз водитель такси на темной дороге в Синдзюку, а другой, когда она была пьяна.

– Страшно было?

– Конечно страшно! Но странно.

– Как это?

– Когда тебя душат, это не больно.

– Не больно?!

– Дышать, конечно, сложно, но не более.

– Так можно же и умереть.

– А тебя бьют плеткой иногда?

– Нет, это слишком жестоко, я считаю.

– Больно?

– Немного. Мне больше нравится воск.

– На что это похоже?

Я показала ей воск, оставшийся у меня на теле. Она отковырнула его своим длинным серебристым ногтем и сказала:

– Потом никаких следов не остается.

Затем она заснула на диване, а я не знала, что мне теперь делать. Сначала я пыталась смотреть фильм, любуясь красивыми пейзажами, но заметила упавшее на пол меховое манто. Его поверхность, сияющая мокрым блеском, была бесподобна. Мне очень захотелось иметь такое. Сначала я дотронулась до него. Потом подняла. Оно оказалось не таким тяжелым, как казалось на первый взгляд. Продев руки в рукава и натянув его на спину, я почувствовала себя превосходно. Я встала перед зеркалом в прихожей, подняла воротник и стала рассматривать свое отражение, нарочито шумя при этом и кашляя. Женщина не просыпалась. На меня накатил страх, но я надеялась, что она проснется. Пошла в туалет, специально громко писала и сливала воду, но она по-прежнему спала. Из ее лифчика выглядывал сосок. Фильм кончился, и все звуки смолкли. Я еще долго стояла посредине комнаты, смотря на свои ботинки в прихожей. Затем подошла к спящей женщине, потрясла ее легонько за плечо и спросила:

– А можно я заберу себе манто?

Рот у нее был слегка приоткрыт, и оттуда стекала слюна. А еще был виден ряд маленьких, как у ребенка, зубов. Я дотронулась до них. Внезапно раздался пикающий звук, крышка CD-плеера открылась, и оттуда выехал сверкающий в свете лампы диск. Я испугалась и, даже не надевая ботинок, прямо в манто выскочила из ее комнаты.

На следующий день мне позвонила мама-сан из офиса и сказала, чтобы я приехала к ней в Восточный Коэндзи. Причину вызова она не объяснила. Я надела черное белье, полученное вчера от женщины, и поехала. Вместе с мама-сан на встречу пришел тот якудза, я хотела убежать, но у меня ноги подкосились от ужаса. Они привели меня ко мне домой, и, зайдя в квартиру, он схватил меня за волосы и заорал:

– Ты что делаешь?! – И ударил меня по щеке. А затем сказал мама-сан: – Все, можешь идти.

Она забрала вчерашние деньги, сказала, чтобы я больше не смела появляться у них в офисе, и ушла. Я заплакала, а мужчина закурил и снова меня ударил. Затем он взял валяющийся рядом шарф, запихал мне его в рот, включил телевизор на полную громкость и стал смотреть, пока я не прекратила плакать. Потом он вынул обслюнявленный шарф у меня изо рта, задрал мне юбку, взял со стола помаду и подкрасил мое анальное отверстие. Затем с силой воткнул помаду прямо мне в задницу.

– Больно! – закричала я.

Он снова запихал мне в рот шарф, схватил меня за волосы и отрезал их ножом. Я попыталась выбежать из квартиры прямо с шарфом во рту, но в этот момент в комнату зашли еще двое мужчин. Слезы застилали мне глаза, и я не очень хорошо поняла, что случилось дальше, но, кажется, мужчина обтер руку с налипшими на нее моими волосами о пол, взял манто и ушел. Оставшиеся двое вынули помаду у меня из задницы, кто-то засунул туда палец, согнул его, поднял вверх мои бедра, как рыбу на крючке, и в таком положении они меня изнасиловали.

Они не уходили до вечера. Потом пришли еще двое и снимали на камеру, как меня насиловали во все места. Никто из них не сказал и слова.

Утром они наконец ушли. Лежа на ковре, я пыталась придумать что-нибудь, что могло подбодрить меня, но в голову ничего не приходило. Тогда мне стало страшно. Я намазала потрескавшиеся губы и истертую промежность ментоловым бальзамом и приложила к лицу мокрое полотенце.

Я не могла вспомнить, били ли меня по глазам, но все вокруг теперь виделось мне искривленным. В этом искривлении вдруг возникло нечто, похожее на измятое лицо.