– Привет, – первым пришел в себя Кораблев. – Мы тут это… тебя ждем. Вон, стол уже накрыли.

– Какие молодцы! – усмехнулась Ника. – Тогда давайте, кормите меня, а то я, признаться, с ног валюсь.

Женька мгновенно вышла из ступора и засуетилась. Ловко собрав со стола пустые тарелки и чашки, она поспешно отбыла на кухню за добавкой, радуясь возможности хоть на время избежать неприятных объяснений с подругой. В глубине души она надеялась, что за время ее отсутствия Ника успеет выпустить пар, после чего разговаривать с ней будет уже не так страшно. Она не слишком переживала, что все шишки достанутся Кораблеву – в конце концов, он эту кашу заварил, вот пусть теперь и расхлебывает. Однако если буря и случилась, то промчалась она очень быстро, потому что, когда Евгения снова вышла на веранду с подносом в руках, Юрий и Ника сидели друг против друга в плетеных креслах и вели вполне цивилизованную беседу. Ника казалась немного взволнованной, но ни возмущения, ни злости в ее глазах заметно не было. Завидев подругу, она прервала себя на полуслове и взглянула на нее чуть насмешливо.

– Этот тайный эротоман все мне рассказал, – качнула она головой в сторону Кораблева. – И про «служебный роман» со мной, и про вашу с ним взаимную симпатию. Но позже я, конечно, хотела бы выслушать и твою версию случившегося тоже.

Евгения поспешно кивнула, подсела к столу и сразу же вытянула из пачки сигарету. Хотя она уже поняла, что Ника настроена миролюбиво, но все еще мучилась угрызениями совести, и пальцы ее слегка подрагивали от волнения.

– Я сейчас как раз пытаюсь объяснить Нике, с какой целью вчера заявился в ресторан, – бодро вступил в разговор Юрий, который, в отличие от Женьки, совершенно очевидно не испытывал ни вины, ни раскаяния. – Глупо, конечно, вышло с этой визиткой, но кто же мог подумать, что вы такие впечатлительные барышни? И, главное, смылись так ловко – еле-еле вас нашел.

– Так зачем ты нас все же искал? – прервала его Ника, которой уже не терпелось выяснить все до конца.

– Чтобы доложить, что рижские родственники жаждут с тобой познакомиться, а твой дядюшка намерен в самое ближайшее время приехать в Москву и официально пригласить тебя на семейное торжество. Ну, что ты на это скажешь?

– Мне надо подумать, – ответила Ника, взяла со стола стакан с соком, но пить не стала, а принялась крутить его в руках.

Ей и впрямь требовалось время, чтобы сосредоточиться и как следует все обдумать. События последних дней развивались слишком стремительно и принесли с собой столько потрясений, что Ника не могла вот так, с ходу, разобраться в калейдоскопе своих ощущений.

Когда Юрий сообщил, что латышская бабушка изъявила желание пригласить ее на свой юбилей, Ника ужасно разволновалась. Она всегда знала, что в Риге у нее имеются многочисленные родственники – Вероника Александровна не раз поминала их недобрым словом, когда рассказывала о несчастной судьбе своего единственного сына. То негодование, с которым она отзывалась о родных ее матери, всякий раз удерживало Нику от более подробных расспросов, хотя ей ужасно хотелось знать, что же представляют собой эти люди. Люди, которые однажды вычеркнули ее из своей жизни, как будто она была им совсем, совсем чужая.

Одна из несправедливостей бытия заключается в том, что для полного счастья человеку обычно хочется абсолютно невыполнимого или совершенно нереального. Так и Нике всегда страстно хотелось расти в большой и дружной семье, а получилось все наоборот. Ее семья была крохотной – она да бабушка. Отец, который почти никогда не жил вместе с ними, в счет не шел. Когда Ника была маленькой, то мечтала о чуде, которое, по ее представлению, должно было случиться в канун Нового года. То есть в тот самый день, когда и положено свершаться самым невероятным чудесам. Каждый раз она с замиранием сердца ожидала, что раздастся громкий звонок в дверь и на пороге появится нарядная веселая толпа, нагруженная подарками и пахнущая апельсинами. И это, конечно же, будут ее дяди и тети, кузены и кузины, а возможно, даже и дедушка с бабушкой. Все они немедленно кинутся обнимать Нику, вертеть ее в разные стороны, приговаривая, какая она стала взрослая и красивая и как они по ней соскучились. А потом все вместе они станут наряжать елку, играть в игры, петь и веселиться, и всем им будет ужасно хорошо вместе, потому что ведь они же – семья.

Однако один год сменялся другим, но чуда так и не случилось. Ника повзрослела, и ее наивные мечты уступили место горькому разочарованию и обиде. Почему, ну почему с ней обошлись так несправедливо? Чем она провинилась? Ведь ей и так пришлось расти без материнской любви и ласки, а это ох как несладко. Конечно, бабушка любила Нику и заботилась о ней от чистого сердца. Но Вероника Александровна была человеком сдержанным и даже суровым и никогда не расточала особых нежностей. Нике ничего не оставалось, как подстраиваться под ее характер, хотя втайне ей всегда хотелось и объятий, и поцелуев. Хотелось сидеть у бабушки на коленях, обвив руками ее прямую шею и прижавшись щекой к ее жесткому плечу. К сожалению, такое откровенное проявление чувств случалось между ними крайне редко.

Став по-настоящему взрослой, Ника несколько изменила мнение о своих прибалтийских родственниках. Теперь она понимала, что причина их отчужденности скорее всего крылась не в ней, а в тех отношениях, которые сложились, а вернее, не сложились между ее отцом и матерью.

«Наверное, отец в свое время чем-то сильно обидел маму, и ни она, ни ее родные так и не смогли его простить», – предположила она. Зная своего отца, Ника легко могла представить, что тот совершил что-нибудь отвратительное, возможно даже подлость. Придя к такому выводу, она немного смягчилась, но крохотный кусочек боли так и не исчез из самого дальнего уголка ее сердца.

И вот теперь, когда она уже почти совсем успокоилась, ей предлагают встретиться с людьми, которые называют себя ее родственниками, а на самом деле – посторонние. Надо же, они навели о ней справки! Хотели убедиться в том, что она их достойна. Умом Ника понимала, что подобная осторожность имела смысл, тем не менее чувства ее были задеты.

«Возьму и не поеду ни на какой юбилей, – запальчиво подумала она. – Обходились без меня столько лет, вот и теперь обойдутся».

Однако эта короткая вспышка негодования была не слишком искренней. Несмотря ни на что, Нике страшно хотелось посмотреть на своих родных. А вдруг они окажутся не такими уж черствыми и равнодушными? На дне рождения наверняка соберется целая толпа народу, и упустить возможность познакомиться со всеми одним махом было бы неразумно. И, главное, с ними она могла бы, наконец, поговорить о своей матери.

«Но все же не мешает еще раз взвесить все за и против, – упрямо подумала Ника, и, подняв глаза на Юрия, повторила:

– Мне надо подумать.

– Я понимаю, – откликнулся тот, сразу же сделавшись серьезным. – Но когда что-нибудь надумаешь, обещай немедленно сообщить мне, хорошо?

– Конечно. Я свяжусь с тобой завтра, – заверила его Ника.

– Ну вот и ладушки, – с облегчением вздохнул Кораблев и легко поднялся на ноги. – А теперь, с вашего позволения, я вас покину. Погостил, так сказать, – дернул он расцарапанной щекой, – пора и честь знать. Кстати, а вы-то сами как? Надолго сюда забурились?