Вот такой тебе Военный Флот, все, разумеется, хорошие люди.

Но потом эти наряды, когда тебя заставляют мыть их собственные мусорные баки, как будто они говняков нанять на это дело не могут, или кто там на белом свете сейчас отвечает за наряды по мусорным бакам? Меня тошнило от отвращения. Потом в поле, маршировки, как в Армии, шире шаг, шире шаг, раз, два, три, четыре, пять, с карабинами, но в бушлатских шапочках и надраенных башмаках, и в пыли, и под вопли инструкторов по строевой подготовке, как вдруг я кладу свою пушку в пыль и просто пошел прочь от всех раз и навсегда.

Пошел во Флотскую библиотеку почитать книжек, повыписывать себе кой-чего.

Пришли и поймали меня сетями.

Говорят: «Ты псих? Ты чего это делаешь? Покинул плац строевой подготовки, винтовку бросил, сообщил всем, куда им пойти, ты это кем, к дьяволу, себя считаешь?»

«Я Джон Л. Дулуоз, фельдмаршал».

«Ты что, не хочешь служить в подводном флоте?»

«У меня клаустрофобия».

«Тебя уже совсем было назначили плавать на берег ночью с кинжалом в зубах, военно-морским рейнджером, или коммандо».

«Мне плевать, ни на какой берег я не поплыву ни с каким кинжалом ни для кого. Никакой я, – добавил я, – вам не лягушатник, я просто лягушка».

«Тебе хана».

«Тю, валяйте».

«Отправишься в психушку».

«Ладно».

«А это еще что ты там рапортовал флотскому медицинскому специалисту, что у тебя непрекращающиеся головные боли?»

«Все верно».

«Это правда?»

«Ну да, у кого голова не будет болеть без продыху, когда здесь тусуешься?»

«Тебе разве не известно, что нужно защищать твою страну и что ни одной национальной нации нельзя отказывать в праве себя защищать?»

«Ага, только давайте я это буду делать на Торговом Флоте как гражданский моряк».

«Ты про что это? Ты призывник на Военном Флоте».

«Вы меня просто возьмите и отправьте к другим психам на этом вашем Флоте. Когда придет время и у вас начнется настоящая морская война, не призывайте гражданских моряков…»

«Все, ты едешь в дурку, пацан».

«Ладно».

«Растеряешь там всех своих молодых дружочков».

«А они каждый вечер пишут письма домой в Западную Виргинию».

«Так, ладно, валяй давай», – и меня отнеотложили в шизарню.

Где меня встретил нелитературный вопросник, в котором записан тот факт, что у меня высочайший ранг разумности КИ[40]в истории всей этой дребаной Военно-морской базы Ньюпорта, Р. А., а потому я подозрительный. Будучи, прикинь, «офицером в Американской Коммунистической Партии».

Является Флотская Разведка с портфелем и давай меня об этом расспрашивать. Взводы врачей с вандейковскими бородками изучают мои глаза, меж тем поглаживая себе подбородки над моим напечатанным от руки романом «Море – мой брат». Ну а что еще, по-вашему, флотский напишет?

Первым меня знакомят с маньяком-психопатом с длинными черными волосами на губах. Нипочем не узнать мне, как Флотская Призывная Комиссия вообще такого пропустила. Волосами у него заросли глаза, бедра, ноги и стопы безумца. Он волосатый безумец Небес. Пялится на меня сквозь проволочную клетку, гугля и гуля. Я говорю: «Это что за херь, психушка?»

«Сам напросился, ты же говорил, что у тебя нескончаемые головные боли».

«Ну, это правда, а у НЕГО что?»

«Он Рончо-Психо».

«Ну и что мне теперь делать?»

«Зарулишь прямиком к нему, как только мы твои документы проверим… как, еще раз, тебя зовут, Джон Луи Дулуоз?»

«Именно… Луи значит Лукавый, и Лопух, и Лох, и Джон Л».

«Заруливай прямиком».

«Прям беру и заруливаю, Папсик». Заруливаю прямиком. Безумец просто пялится на меня, ибо меня определяют на шконку рядом с маниакально-депрессивным из Западной Виргинии по имени Пердун Пердингтон, или кто вообще способен запомнить, как его звать, но в постели по другую сторону – Эндрю Джексон Хоумз, а вот такое имя все запоминают навсегда с этого мига и впредь.

Сейчас часа 2 ночи, и Эндрю Джексон Хоумз спит, а другие психи (не все из них психи) храпят, но на следующий день я иду в туалет, и за мной следит охрана, на мне халат, и они грят: «Так, садишься там». Я сажусь там. На следующем стульчаке сидит Эндрю Джексон Хоумз, курит здоровенную сигару и глядит на меня яркоглазо и хвостотрубно. Он говорит: «Я Эндрю Джексон Хоумз из Растона, Луизиана, а ты кто, мальчонка?»

«Я Джон Луи Дулуоз из Лоуэлла, Массачусетс».

«Я за Универ Штата Луизиана в футбол играл, нападающим».

«Я за Универ Коламбии играл защитником».

«Во мне росту шесть футов пять, и я вешу сто девяносто пять фунтов, а удар у меня поставлен что надо». И он мне показал свой кулак. Здоровенный, как девятифунтовый стейк.

Я сказал: «Ты меня этим не бей ни в жисть, а кличка у тебя какая?»

«Он меня спрашивает, какая у меня кличка, Большой Дылда из Луизианы».

«Ну Дылда, и что теперь?»

«Как только с горшка слезу, пойду обратно в кроватку, которая рядом с твоей, и покажу тебе, как обжуливать в карты».

И мы вернулись в палату, и он меня научил, как ногтем метить рубашки карт, затем показал мне, как это помогает в очке. Потом сказал: «Ух, когда я валялся в стогу в Балтиморе, Мэриленд, где-то с год назад, глогал джин из бутылки, которую мне какой-то старичина подарил, я ни о чем не думал… я всегда был торговый моряк, а потом однажды идем мы из Портленда, Мейн, а тут катер Береговой охраны с фэбээровцами на борту, и сволакивают меня с судна, и говорят, что я от призыва уклоняюсь. А у меня даже почтового адреса нету. Я здоровый Старый Дылда из Луизианы, и не врубаюсь я, что они тут за шарманку развели отсюда до Китайгорода».

Я сказал: «Тут, Большой Дылда, у нас с тобой, должно быть, много общего».

«Это тебе не харвардские враки, мальчонка, да и не оксфордские. Счас я тебе покажу, как жулить в покере».

«Я в карты не играю, ты не беспокойся».

«Я просто не знаю, как нам еще время транжирить в этой чудливой дикарне…»

«А ты мне просто истории про свою настоящую жизнь рассказывай».

«Ну, я однажды легавого на сортировке Шайенна, Вайоминг, раскатал, во как», – и этот громадный кулачище, как у Джека Демпси, мне в лицо.

«Дылда, ты меня этим вот не бей, лады?»

«Смари, у меня еще есть, как свет потушат, табачок пожевать, потом вот в эту картонку плевать можно… вот тебе пожуйка». И мы давай жевать и плеваться. А все психопаты спали.