которую кое-кто плохо воспитал. Выросла не хаски, а целый слон. И лапами мне на плечи так и норовит облокотиться, валит на пол, и довольно прыгает вокруг.

— Не безобразничай! — я погрозила Булке пальцем, и с кряхтением поднялась, поглаживая ушибленное местечко.

— Р-рав! В-ав-ав!

— Да сейчас накормлю, — проворчала я.

Забег был нехилый. Джульетта на меня обиделась, смотрела как на вражину. Вымя аж вздулось, и молока теперь море. Сейчас немного постоит, прокипячу, маслица добавлю, и Андрея напою.

— Р-рав-ав-ав! — залилась собаченция, и я достала из микроволновки чуть разогретую еду.

— Прости, подруга. Корма нет, будешь есть то, что ем я. Хозяин у тебя, конечно…

— Рррр-рав! — возмущенно перебила Булка, и толкнула меня своим боком по ногам.

Чуть не сшибла, хулиганка.

— Ладно, не ругаюсь я на твоего хозяина, — проворчала, и поставила миску с едой у холодильника. — Откушайте, сударыня, не побрезгуйте.

Булка с подозрением принюхалась, бросила на меня укоряющий взгляд, и приступила к еде. А я хмыкнула — не дом, а зоопарк.

Козлы и козы, собака вот наглючая, вся в хозяина. И бедная девочка Лиза.

Аминь.

Крокодила не хватает только.

Булка устроила мне «теплую встречу», едва я к Андрею вошла. Бардака уже не было, а я опасалась, даже перекрестилась перед тем, как к нему зайти. Но увидела практически пустой дом — даже мебель Андрей повыкидывал, оставив минимум. Пусто, запах как в нежилом помещении, и единственным украшением — козлик на его кровати. И его я, повинуясь пакостливой натуре, взяла.

А тут Булка. Голодная, обиженная. На меня почему-то обиженная, а не на своего хозяина, который зад на моем крыльце всю ночь морозил, забыв о друге своем меньшем.

Я прокралась в спальню, и положила рядом с Андреем козлика.

— Хи, — прыснула — очень придурковато смотрится здоровенный парень с огромной плюшевой рогатой козой рядом.

На секунду усовестилась — наверное, над больными не принято издеваться, но потерпит. Булатов мне ой как сильно должен за все убитые им нервные клетки. Говорят, что они восстанавливаются, но что-то мне сомнительно — Андрей по ним ядерным оружием бил.

— Не буду думать об этом, — пробормотала я, и принялась за бульон.

Я и правда старалась не вспоминать след от помады, рассказ Вика — все потом. Андрею так легко поверить, что он не виноват, но… он же вечно, получается, не виноват. А так не бывает!

— Не думать! — повторила, и начала мелко шинковать картошку.

Моркови натерла мелко, для густоты, и бросила в куриный бульон с полосками отварного филе. Молоко тоже кипятится, масло ждет своего часа. Я действовала на автомате, то и дело прерываясь на Булку.

Табуретки уронила, на подоконник лапами оперлась, и фиалки чуть не скинула — у меня их аж 2 горшка. Везде свой нос сунула.

— Вся в хозяина, — проворчала я, и Булка радостно гавкнула.

Узнала меня, на удивление, сразу. Я помню, как мы с Андреем гуляли, иногда заходили по вечерам к нему, он брал Булку, и мы допоздна бродили с любопытной псинкой по улицам. Болтали, смеялись над ее проделками — а собака и правда проказливая. Хаски все такие — энергии, чтобы их воспитать, нужна уйма.

Андрею самое то.

Он и бегал с ней на поводке — по десять, пятнадцать километров. Меня звал тоже, но куда мне было бегать? Я на третий этаж поднималась с одышкой из-за любви к жирам и углеводам.

И теперь все это добро — Булка и ее хозяин у меня.

Корми их, пои, лечи… дожили!

— Ты что там ворчишь? — прохрипел Андрей из спальни. Завозился, и рассмеялся вперемешку с кашлем. — Лизка, блин, другана моего притащила?

Я размешала масло в чашке, вошла, и умилилась — Булатов смотрит с насмешкой, она мелькает в воспаленных глазах. А рукой парень обнимает козлика, как дитё игрушку.

— Это не друган, кстати. А подруга. Лизой назвал, — хохотнул он, и снова закашлялся. — С*ка, горло дерет.

— Меньше матерись. Юморист, — вздохнула я, и села на кровать. — Повыше приподнимись, лечить тебя буду.

— Лечи, — он вытянул губы трубочкой.

— Что это ты? — уставилась на него с подозрением.

— Целуй! Лечить же пришла.

— Булатов, блин! Я тебе молока принесла. Пей давай, а то остынет и масло свернется.

Он облокотился спиной об спинку кровати, взглянул в чашку, и покачал головой.

— Я это пить не стану. Думал, ты меня лечить пришла, а не мой мозг.

— Может, тебя выставить отсюда, неблагодарный? Тебя, козла, и Булку, а?

— Может, и выставить. Только уходить я не собираюсь, — нагло заявил он.

— Пей! — попыталась поднести чашку к его губам, но Андрей отвернулся.

Снова и снова уворачивался от чашки.

— Ты себя как ребенок сейчас ведешь.

— А ты больного человека обижаешь.

— Чем это я тебя обижаю? — возмутилась нешуточно, чуть молоко на него не пролила. — Тебя вот выхаживаю, Булку твою приютила — эта хулиганка мне чуть кухню не разгромила, меня уронила раз пять за последний час. Ты не обнаглел ли, дорогой?

— Называй меня любимый, — мурлыкнул Андрей.

— Я буду тебя козлом называть, если ты сейчас же не выпьешь молоко! — рявкнула я, потеряв терпение.

Боже, моей маме памятник нужно при жизни поставить, что отца выхаживала, когда он простывал. Любящий, адекватный папочка превращался в жуткого типа, когда болел. Страдал, отказывался от лечения, находил всем неотложные дела вроде открыть окно, закрыть, снова открыть. Принести воду, потом унести и подогреть, а потом немного остудить, а то слишком теплая. Я его сама стукнуть готова была, а мама-то постоянно при отце была в такие моменты, а не временами, как я и мелкие. И терпела. Только потом у нее глаз немного дергался.

Вот «везет» же мне на такое окружение!

— Выпью, так и быть. Только поцелуй сначала. А потом хоть что давай, — предложил Булатов «компромисс».

— А в лоб?

— Лучше в губы.

— Заразить меня хочешь?

— Кудрявая, это не вирус. Не заражу. Только покусаю маленько, если и дальше будешь отказываться. Я о многом прошу? — он как-то погрустнел. — Один несчастный поцелуй, и все. Мне стопудово легче станет. Или пить ничего не стану, — коварно заметил он. — Ни таблеток, ни молока, ничего. Буду лежать и умирать.

— Андрей…