После этого оскорбительного поражения очень многие в Риме еще больше укрепились во мнении, что жалкие нумидийские кампании обозначили потребность в новых лидерах. В 109 г. до н. э. Народное собрание избрало на должность консула шестого и последнего выходца из рода Метеллов: Квинта Цецилия Метелла. Он был дисциплинирован и строг, честен и умен, но его мировоззрение определяла аристократическая гордыня. Будучи младшим отпрыском семейства Метеллов, он вырос в мире, где рычаги власти контролировали его братья и кузены. Он без особых усилий двигался по «пути чести». В 126 г. до н. э. ему удалось стать квестором, в 121 г. до н. э. трибуном, в 118 г. до н. э. эдилом и в 115 г. до н. э. претором. Народные волнения ему, человеку в политике жесткому и несгибаемому, по большому счету были ни к чему, ведь он, как сын рода Метеллов, обладал вполне достаточными аристократическими связями для того, чтобы обеспечить перспективы на будущее. После избрания консулом, Метелл получил приказ возобновить войну в Нумидии, до последнего времени приносившую одни лишь огорчения.

Поскольку годом ранее римская армия там потерпела поражение, представлялось совершенно очевидным, что Метеллу надо набрать еще больше солдат из числа простолюдинов, и это при том, что население и без того уже значительно поредело из-за постоянных экономических неурядиц и войн. Исторические источники не содержат об этом точных свидетельств, но известно, что Метелл добился отмены различных ограничений на призыв, в т. ч. увеличил максимальный срок пребывания на службе до шести лет и расширил рамки возрастных групп, из которых можно было набирать солдат. Эти шаги позволили ему мобилизовать опытных ветеранов, уже отслуживших свой срок, – каждый из них стоил пяти новобранцев. Стараясь найти как можно больше опытных воинов, Метелл также поставил перед собой задачу мобилизовать самых лучших офицеров, которых только можно найти. Нехватка способных солдат помогает в значительной степени понять его решение, которое в противном случае может показаться необъяснимым. Метелл обратился к Гаю Марию с предложением послужить легатом. Тот хоть и немало досадил Метеллам в политике, но тот факт, что он был одним из самых одаренных в Риме офицеров, не вызывал ни малейших сомнений. И Марий без колебаний присоединился к походу. С учетом того, что нумидийский конфликт развивался по столь скверному сценарию и вина за это явно лежала на сенате, простому «новому человеку» в этой ситуации наверняка представится множество возможностей сделать себе имя.

Югурта в Нумидии был прекрасно осведомлен обо всех этих событиях, и поступавшие из Рима сведения ему совсем не нравились. Мало того что римляне собирались вернуться, так еще и Метелл был совсем не из тех, кого можно подкупить, о чем недвусмысленно свидетельствовали информаторы нумидийского царя. Поэтому когда весной 109 г. до н. э. консул прибыл в Африку, Югурта внезапно сменил тактику. Он отправил послов, заявив о готовности сдаться Метеллу, выдвинув при этом одно-единственное условие: чтобы ему и его детям сохранили жизнь. Но Метелла хитрому царю было не провести. Использовав против Югурты его же собственные коварные приемы, Метелл подкупом переманил послов на свою сторону. Им велели доставить царю предложение о мире, но затем тайком его арестовать и бросить к ногам консула. Однако Югурта, чья осторожность доходила до паранойи, избежал участи жертвы последовавшего вслед за этим заговора. Осознав, что никаких переговоров не будет, он решил разгромить римлян в бою. В который раз.

Используя прекрасное знание местности, Югурта постоянно опережал Метелла на шаг, пока в конце лета 109 г. до н. э. у него не появилась возможность устроить засаду. На реке Мутул он отрезал римлян от источников воды. Но те, вместо того чтобы по-быстрому сдаться, вступили с ним в бой, который продлился целый день. Легионам удалось продержаться до наступления темноты, после чего нумидийский царь отступил, и римляне смогли встать лагерем, построив сеть укреплений.

В этом лагере они провели следующие несколько дней. Метеллу сообщали тревожные новости. Югурта ездил по окрестностям, мобилизуя среди местного населения тысячи солдат взамен тех, которых ему только что пришлось потерять. Несмотря на урон, нанесенный им римлянами, вскоре нумидийцы вновь станут сильны как никогда. С учетом того, что Югурта мог выставить армию практически неограниченной численности, Метелл решил, что эту войну нельзя выиграть чередой сражений. Вместо этого он потребует взять в кольцо осады всю страну, дабы лишить нумидийского царя доступа к человеческим ресурсам. Для славных, героических подвигов места на следующем этапе не будет, но Метелл приехал не ради них, а ради победы в войне.

Используя неудачи в Нумидии, бывший трибун Гай Меммий в Риме придал своему крестовому походу против злоупотреблений в сенате новое ускорение. Едва Метелл в 109 г. до н. э. отбыл в Африку, коллега и союзник Гая Меммия, трибун Гай Мамилий, создал для расследования коррупции и предательства особый трибунал, позже получивший название комиссии Мамилия. Меммий же выступал в нем как главный представитель стороны обвинения. Жюри присяжных набирали из числа эквитов, руководили трибуналом популяры, казалось, жаждавшие уладить старые счета, поэтому обвинение незаметно перешло от конкретных коррупционных преступлений к общим нападкам на сенат. Меммий и другие обвинители «проводили расследования энергично и жестко, используя в качестве доказательств слухи, повинуясь капризам плебса»[132].

Первым перед комиссией предстал Луций Опимий, который долгое время внушал популярам столько ненависти, – его обвиняли в беспощадном разграблении Фрегелл в 125 г. до н. э., а также в убийстве Гракха и его сторонников в 121 г. до н. э. Для этого человека, десять лет избегавшего наказания, пришло время ощутить на собственной шкуре всю ярость народа. Против Опимия выдвинули обвинение в измене на посту главы первого посольства, отправленного в Нумидию. Его признали виновным в получении взятки от Югурты и отправили в изгнание. Опимий покинул Рим и «провел старость в позоре, ненавидимый и унижаемый простыми людьми»[133].

Затем настал черед бывшего консула Луция Кальпурния Бестии, который в 111 г. до н. э. отплыл в Нумидию приструнить Югурту, но вместо этого присвоил немного денег и лишь самую малость его пожурил. В комиссии Бестию защищал лично сенатский принцепс Скавр, но его все равно осудили и отправили в изгнание. Теперь народный гнев поставил вне закона уже двух человек консульского ранга.

После этого трибунал продолжил общее наступление на оптиматов, принесших Риму столько неудач. По надуманному обвинению начался судебный процесс над Гаем Порцием Катоном – его подлинное преступление заключалось в поражении на севере в 114 г. до н. э. Ну и как водится не забыли об офицерах, возглавивших нумидийскую кампанию, которая закончилась тем, что легионы провели под ярмом, – их тоже обвинили в измене и сослали. В конечном итоге, комиссия Мамилия осудила четырех человек консульского ранга, нанеся по авторитету сената, пусть даже и мнимому, беспрецедентный удар.

Усилия трибунала Мамилия стали одной из главных причин, которые Саллюстий решил описать в своей «Югуртинской войне»: они ознаменовали собой агрессивный возврат популяров как силы в римской политике. Через десять лет после падения Гая Гракха, они возвращались с намерением отомстить. Кроме того, атака популяров на сенат расчистила дорогу новому поколению novus homo. Она позволила пробиться тем, кто мог выставлять свою кандидатуру на должности магистратов и строил свою аргументацию на однозначно антисенатских позициях, тем самым меняя окраску термина «новый человек» с отрицательной на положительную. Главным бенефициаром этой новой политической среды стал Гай Марий.