Обладая пронзительными серыми глазами и светлыми рыжеватыми волосами, на улицах города Сулла представлял собой поразительного персонажа. Несмотря на алую сыпь, портившую его лицо, он был красивым и харизматичным молодым человеком, способным завладеть вниманием любой аудитории: «Красноречивый и умный, он быстро заводил друзей, демонстрировал невероятное умение скрывать свои истинные цели и во многих отношениях проявлял щедрость, особенно не скупился на деньги»[150]. Этот человек никогда не расставался с прошлым. Друзья, которых он заводил, оставались с ним и в будущем. Сулла будто жил двойной жизнью: собранный и суровый в делах, он, «сев за стол, тут же забывал о всякой серьезности… стоило ему оказаться на пиру в хорошей компании, как с ним тут же происходила разительная перемена»[151].

В возрасте примерно тридцати лет Сулла выгодно женился на женщине, фигурирующей в источниках под именем просто Юлии, – есть все основания считать ее кузиной другой Юлии, жены Гая Мария. В итоге в тот момент, когда Марий только начинал свою карьеру, их связали семейные узы. Но верность в браке Сулла отнюдь не сохранял. Он был человек харизматичный и не отказывал себе в многочисленных связях на стороне, особенно со стареющими вдовами, которые с радостью помогали ему и далее вести вольный образ жизни. Особенно продолжительные отношения связывали его с женщиной, известной только по ее прозвищу Нипоколис. Она умерла в 110 г. до н. э., сделав его своим главным наследником. Примерно в это же время скончалась и его нелюбимая жена, тоже оставив ему все свое имущество. Сулла в одночасье стал владельцем состояния, которое соответствовало его амбициям. По поводу того, что он начал с такой малости, но затем так много приобрел, его враги отпускали едкие замечания: «Как ты можешь быть честным человеком, – говорили они, – если отец не оставил тебе ничего, а ты так богат?»[152]

Воспользовавшись преимуществами патриция и подкрепив их щедрым вознаграждением, Сулла обошел обязательное требование прослужить какое-то время в легионах перед тем, как выдвигать свою кандидатуру на общественные должности. Избравшись в 107 г. до н. э. претором, Сулла получил назначение в команду вновь избранного консула Гая Мария. Эти два человека представляли собой поразительный контраст. Марию, как «новому человеку», пришлось сражаться и силой пробивать себе дорогу, двигаясь по cursus honorum. Он даже военным трибуном стал, предварительно прослужив в армии десять лет. Сулла же, напротив, шатался по публичным домам, забывая о патрицианском достоинстве, а должность попросту купил. С недоверчивым прищуром поглядывая на этого неопытного дилетанта, Марий приказал Сулле остаться в Риме и окончательно сформировать кавалерийские подразделения, позаботившись, чтобы тот не путался у него под ногами, когда он отплывет в Нумидию довести до конца войну с Югуртой.

Когда в начале 107 г. до н. э. Марий прибыл в Африку, Метелл, не в состоянии сдержать ярость, отказался, вопреки традиции, лично передать преемнику командование. Вместо этого он послал поприветствовать нового консула и вверить ему армию своего заместителя, а сам отплыл в Рим, мрачный как туча от охватившей его горечи, очень во многом оправданной.

Вместе с тем, по возвращении в Рим Метелл понял, что его честь хоть и опорочена, но все же не до конца. Да, Марий действительно стал консулом, но род Метеллов все еще был могуществен, поэтому близкие повели дело так, чтобы его встретила ликующая толпа, а сенат удостоил его триумфальным шествием. За этим последовала неуклюжая попытка выдвинуть против Метелла те же обвинения в вымогательстве и коррупции, которыми с успехом пользовалась комиссия Мамилия. Но эти усилия ни к чему не привели – жюри присяжных отказалось даже рассматривать эти обвинения и Мария оправдали по всем пунктам. Затем семья убедила сенат удостоить Метелла за его труды титула Нумидийский. Вопреки его опасениям надолго впасть в немилость, Метелл Нумидийский сохранил свой политический статус и остался влиятельной силой в сенате.

Марию тем временем требовалось выполнить данное обещание и по-быстрому закончить войну. Но теперь, не просто выступая с критикой с галерки, а в действительности получив под свое начало армию, он понял, что никакой волшебной стратегии лучше предложенной Метеллом быть не может. Югурта то появлялся, то исчезал, когда ему заблагорассудится, и постоянно крутился рядом с легионами, но все же за пределами их досягаемости. В первый год Марию удалось втянуть нумидийского царя в несколько боестолкновений, но тот, похоже, каждый раз выходил сухим из воды. Поэтому, несмотря на обещание закончить войну за считаные дни, когда на смену 107 г. до н. э. пришел 106-й, Марий все еще гонялся за Югуртой. Но поскольку в него по-прежнему верил комиций, Марий смог добиться продления срока его полномочий на посту командующего еще на год. В то же время, выступив в 106 г. до н. э. в поход, Марий столкнулся с огромной проблемой: Югурту нигде нельзя было найти. До сих пор не известно, где в течение всего 106 г. до н. э. находился нумидийский царь. Можно лишь предположить, с определенной долей уверенности, что он укрылся у своего кочевого племени в пустынном южном краю по ту сторону Атласских гор. Выйдя из города Капса, Марий двинулся на восток вдоль горной гряды, нападая на города и стараясь выманить Югурту из норы. Наконец он добрался до границы Нумидии с Мавританией и обнаружил на реке Мулукке один из последних оплотов, на которые, вероятно, еще мог рассчитывать Югурта. Но самое важное было в другом – именно в нем Югурта оставил остатки своей сокровищницы перед тем, как переправиться через горы.

Сулла начало этой кампании провел в Италии, набирая новых кавалеристов. Но теперь, окончательно укомплектовав свои подразделения, присоединился к армии Мария, поспев как раз к началу осады крепости на реке Мулукка. Несмотря на все сомнения, которые поначалу питал к нему Марий, Сулла оказался человеком ярким, талантливым и схватывавшим все на лету. Он с головой окунулся в солдатскую жизнь, неизменно разделяя все ее тяготы, и в награду за это вскоре заслужил звания «лучшего воина во всей армии»[153]. Проведя молодость в рядах представителей низших сословий римского общества, Сулла поддерживал с рядовыми легионерами простые, естественные отношения – смеялся вместе с ними и шутил, делил их труды, щедро раздавал милости и деньги, никогда не требуя ничего взамен, – хотя неизменно циничный Саллюстий и намекает, что делал он это лишь с целью превратить в своих должников как можно больше народу. К моменту взятия легионами крепости на реке Мулукка даже Марий, и тот считал Суллу одним из лучших офицеров, состоявших под его командованием.

Когда войско выступило обратно в Цирту, чтобы там перезимовать, Югурта, очень долго о себе не заявлявший, решил, наконец, нанести удар. Он вновь объединился с Бокхом, собрал вместе с ним огромную армию и затаился в ожидании, чтобы напасть на римлян, застав их врасплох. Однако легионы в последний момент все же избежали ловушки, благодаря хладнокровному обходу неприятеля с фланга под командованием Суллы, который позволил обратить в бегство объединенные силы Мавритании и Нумидии. Через два дня разразилась еще одна битва, и на этот раз слаженные, дисциплинированные легионы разметали африканцев в разные стороны. Бокх вернулся в Мавританию, где ему было безопаснее, Югурта снова исчез.