которых остались лишь тени утраченной юности. Но никто из этих пожилых людей не помнил Моргиану, поскольку фейри оставили на ней свой след, скрыв ее истинную внешность.

Когда солнце начало клониться к закату, Моргиана поскакала обратно к берегу, и на сердце у нее было тяжело от гнева и утраты. Ее мать и отец покинули этот мир в тоске и печали, полагая, что их единственная дочь утонула, а все остальные, кого она когда-то знала, либо уже умерли, либо доживали свой век. Она была чужой в своих собственных краях, и среди фейри ей тоже не было места, кроме как в качестве объекта для развлечения, пока она чахла прямо у них на глазах. В тот момент, когда копыта ее лошади застучали по песку, а волны уже разбивались о берег прямо перед ней, Моргиана была совсем близка к тому, чтобы услужить Фейре и спрыгнуть с седла на пляж, покончив с собой.

Но когда она совсем уже собралась бросить поводья и высвободить ноги из золотых стремян, то заметила на берегу какого-то мальчишку. Тот тащил два больших мешка, наполненных пойманными им крабами и моллюсками, причем мешки были настолько нагружены, что ему приходилось волочь их за собой. Он остановился перед Моргианой, любуясь красотой всадницы и ее скакуна, богатой отделкой седла, золотом стремян и уздечки. Мальчишка поклонился ей, и Моргиана поклонилась в ответ, отбросив на время все мысли о смерти.

– Я вижу, ты неплохо потрудился, – сказала она.

– Море было сегодня щедрым, – отозвался мальчишка.

– Я хотела бы купить у тебя эти мешки, – сказала Моргиана, – но только мешки, без их содержимого. Если ты найдешь какой-то другой способ донести до дома свой улов, то можешь оставить его себе.

Мальчишка посмотрел на нее, как на сумасшедшую.

– Но одни только мешки мало чего стоят, – заметил он.

– Для меня они стоят вот этой уздечки, – ответила Моргиана, сняв ее и протягивая мальчику. Она знала, что сможет управлять лошадью и так.

– Но я не хочу вас обманывать… – нерешительно произнес тот, когда золото заблестело у него в руках.

– Меня и раньше обманывали, – сказала Моргиана, – но на эту сделку я иду по собственной воле.

Тогда он опорожнил мешки и передал их ей.

– Я хочу попросить тебя еще об одном одолжении, – добавила Моргиана. – Я бы хотела, чтобы ты наполнил эти мешки песком, – насыпал в них столько, сколько они смогут вместить. А потом нашел мне какую-нибудь веревку, чтобы можно было связать их вместе и перекинуть через седло.

Мальчик выполнил ее просьбу – наполнил мешки песком, перевязал их куском веревки, взятым из лодки, вытащенной на дюны, и забросил на лошадиную спину позади седла. Моргиана поблагодарила его и приготовилась покинуть свою родину в последний раз.

– А не скажете мне, кто вы такая? – спросил напоследок мальчишка. – Если я вернусь к своей матери с этой уздечкой и не смогу ответить, кто мне ее дал, она обвинит меня в краже.

– Скажи ей, что меня зовут Моргиана и что много лет назад я жила в домике на холме. Скажи всем, что я заключила плохую сделку с фейри, но, похоже, нашла способ сделать так, чтобы они пожалели о ней больше, чем я.

С этими словами она пришпорила лошадь, и море поглотило ее.

* * *

Наконец воды расступились, и Моргиана вновь оказалась на суше. Перед ней лежала тропинка, ведущая от берега к дворцам фейри. Солнце позади нее скоро должно было закатиться и в этом мире. Выехав на тропинку, она вытащила из волос булавку и проткнула ею мешки за седлом, так что песок одного мира стал сыпаться на песок другого – эта чужеродная пыль была совершенно неотличима от пыли здешнего царства. Моргиана все скакала по тропке взад и вперед, взад и вперед, пока мешки не опустели.

А когда солнце стало красным, вернулась к морю и стала дожидаться появления фейри.

* * *

– Какая жуткая история, – тихонько произнесла Церера, когда Лесник закончил.

– Они часто оказываются самыми интересными.

– Мой отец согласился бы с вами, и моя дочь тоже.

При упоминании о Фебе на глаза у нее вновь навернулись слезы, но она взяла себя в руки.

Лесник достал из кармана кисет с табаком, взял с полки над камином трубку и принялся набивать ее.

– Знаете, это очень вредно для здоровья, – сказала ему Церера.

– В самом деле? Тогда тебе не предлагаю.

Подобрав вощеный фитиль, он зажег его от огня в очаге и с явным удовольствием раскурил трубку, выпустив в воздух густое облако пахучего дыма. Для Цереры это было все равно что запах старых носков, тлеющих на гнилом дереве. Скрестив руки на груди, она сердито посмотрела на Лесника.

– А ты уверена, – спросил он, – что ты не шестнадцатилетняя девочка?

– Совершенно уверена.

– Просто чтобы убедиться.

Церера поднялась на ноги.

– Ладно, я спать.

– Пожалуй, это хорошая мысль. У тебя был очень насыщенный день.

– Но завтра вы ведь поможете мне попасть домой?

Лесник поворошил угли в очаге.

– Обязательно попробую, – отозвался он.

Что Церера сочла не слишком-то обнадеживающим.

XIX

EALDOR-BANA (староангл.)

Губитель жизней, душегуб

Дриада – Калио – присматривалась к хижине, контуры которой почти терялись в темноте, и лишь отблески света, проникающие сквозь щели в ставнях, и запах дыма из трубы намекали на то, что та обитаема.

Калио сидела на камне, расположенном на клочке голой, свободной от деревьев земли. Это были владения Лесника, и он подчинил их природу своей воле, так что летучие мыши и ночные совы стали его глазами и ушами, а местный плющ – его защитником. Калио ощутила, как растительность вокруг беспокойно зашевелилась при ее приближении. Если б она рискнула приблизиться к хижине, плющ попытался бы опутать ее до прихода Лесника, а Калио очень не хотелось предстать перед правосудием в его лице.

О, но как же страдала Калио, и до чего же ей хотелось отыграться за понесенный ущерб! Та, которую звали Церера – ребенок-который-не-был-ребенком, – ранила Калио. У нее болела голова, она на один глаз ослепла, а ее камуфляж стал спорадическим – так что она могла сливаться с окружающей обстановкой лишь на совсем короткое время, а потом опять становилась видимой. Без своей способности скрывать свое обличье Калио была крайне уязвима, а показав свой истинный облик, рисковала стать легкой добычей. Но хуже всего было то, что она сильно ослабла, а Те, Кто