– Я решил, что мы лучше сначала сами, – отмахнулся ректор. – Письма Ее Величества меня в последние дни не радуют. И вряд ли Королевскому совету есть дело до наших учениц…

– Мне есть дело… до ваших учениц, Найджел. Но прощаю, – скривил губы в усмешке Рэдхэйвен. – Ее Величество в личные проблемы мисс Ламберт обещаю не посвящать.

Плечи ректора облегченно опустились, и он, обмякнув, устало рухнул в кресло за письменным столом. Махнул рукой, разрешая Граймсу начать.

Для описания нашего циничного докторишки хватило бы нескольких слов: видный мужчина с мерзопакостным нравом. Граймс был высоким и худощавым, узким в плечах. Со слегка курчавящимися темными волосами, отливающими медью, и острыми серыми глазами.

Пальцы его – длинные, музыкальные – всегда действовали резко, быстро и хирургически точно. Уверена, он мог с повязкой на глазах провести какую-нибудь сложную операцию. Но восторга от общения со «светилом медицины» я не испытывала.

Рисса рассказывала, что Граймса давно зазывают в Хитанскую клинику, но он не любит перемен. Привык, мол, к анжарскому воздуху и безропотным студенткам, над которыми можно всласть поиздеваться. И над мисс Хендрик в придачу.

– Я против, – буркнул Граймс запоздало, косясь на мастера проклятий с неприкрытой неприязнью. – У вас аура чернее некуда. Отвлекает.

– Специфика работы. Поте́рпите, – равнодушно бросил Рэдхэйвен. – Хочу убедиться, что я не ошибся насчет проклятий.

– Ладно, присутствуйте, – закатил глаза настоящий целитель. А не этот «самоназначенный» поклонник нетрадиционных методик. – Тогда вы, мисс Хендрик, выйдите. Это кабинет диагностики, а не постоялый двор.

– Не надейтесь, Альвар, – прошипела Эльза, со щек которой до сих пор не сошли розовые пятна.

– И чем же неощипанная квахарка с теормага поможет в диагностике защитного барьера? – зашелся в скрипучем, язвительном смехе наш док. Словно песок на металлический стол рассыпал.

– Защитит свою ученицу от нападок одного не в меру болтливого умника, – процедила Хендрик. «Квахары» на ее голове окончательно разбушевались, пытаясь друг друга перепрыгнуть. И Эльза демонстративно отвернулась от Граймса. – Найджел, зачем мы здесь? Что произошло с мисс Ламберт?

Керроу вздохнул устало, закатил глаза к потолку и еле слышно пробубнил: «По нескольким вопросам».

Пятая точка вновь предательски заныла, привлекая мое внимание к этим вот «нескольким»… Что еще попросил выяснить отец? И переживу ли я эту диагностическую процедуру?

– Отойдите хотя бы, – док передернул плечами, препарируя теоретичку взглядом. – Вы мне своей бесстыдно сияющей аурой девчонкину загораживаете…

– Альвар! – вскрикнула Эльза и стала пунцовой целиком.

Температура в отделении резко подскочила на несколько градусов, и я оторопело приоткрыла рот. То есть как сияющей? Прямо ярко, чисто и как у меня? А ведь это твое будущее, Эйви. Во плоти.

Взгляд уперся в квадратные носы чужих туфель, и я уже почти представила в них себя. Лет через десять. Но не успела дорисовать очки и пучок с «квахарами», как на коленку снова легла горячая лапа. Скользнула выше, переместилась на шею, аккуратно подлезла под шарфик, который я с некоторых пор носила на занятия.

– Тише. Не дергайтесь, – пробормотал Рэдхэйвен, подлезая под шарфик и второй рукой. Тоже горячей. Очертил большими пальцами мой подбородок, чуть надавил подушечками на кожу за ушами. – Потерпите, это неприятно. И у меня совсем небольшой опыт в целительстве. Действую… кхм… «по наитию».

Я бросила в него исподлобья тяжелый взгляд, но мастер под ним даже не дернулся.

Уши прорезал звон, перед глазами заплясали пестрые пятна. В голове будто что-то натянулось до скрипа, готовое в любую секунду оборваться. Две черные бездны перед носом слились в одну, всосали меня в себя, чуть не лишив остатков чувств.

– Говорил же, не проклятье. И не наследственное… – бормотал мастер, до мурашек вдавливая в меня свои ладони.

Если бы не пальцы, возмутительно сладко наминающие затылок, точно бы отключилась. А так решила задержаться в сознании. На секундочку. Ммм!

– Я позволил вам остаться… – мужчину резко оторвали от меня и бесцеремонно отодвинули от кушетки. – Но не позволял ощупывать мою пациентку! В этом кабинете у меня всегда, кхе-кхе, «право первой ночи». Уяснили?

Вот у королевского мастера взгляд на пару тонн тянул. Всех в округе мог в лепешку расплющить, вместе с пятью академическими корпусами. И Граймсом по центру.

– Что ж, ми-и-илочка, – зловеще протянул док, испытующе вглядываясь в мою ауру. – Сейчас, когда нам, наконец, никто не мешает и ничего не загораживает…

Холодные пальцы грубовато подняли мой подбородок и покрутили в разные стороны. Граймс поискал что-то в одном ухе, и во втором… Чуть шею не свернул, пытаясь рассмотреть затылок, зудящий от прикосновений проклятого Рэдхэйвена.

– Все еще сияем? – едко усмехнулся Граймс, отпуская мой подбородок на свободу.

Сияем… Наверное. Откуда же мне знать?

Я взволнованно поерзала на кушетке, некстати припоминая жгучие ночные фантазии. Но ведь это просто сны, плоды буйного воображения. Они никак не могли повлиять на мою ауру. В отличие от того, что происходило в моей спальне на самом деле… Знать бы еще что.

Видеть ауры могли далеко не все маги. На их чтении специализировались целители, «темные» и ментальники. Лишь изредка «второе зрение» открывалось прочим сирам.

Маги среднего звена довольствовались неявными ощущениями. Я была почти уверена, что вокруг Рэдхэйвена клубится концентрированная, отборная чернота, но глазами уловить ее не могла.

В теории я знала, что светлая, искрящаяся серебром аура намекает на невинность, а черная, мутная – на постоянную работу с темной стороной. Оттенок могла накладывать и работа со стихиями.

– Что ж… Мисс Ламберт не беременна, – выдал вердикт Граймс, и я почувствовала, как медленно заваливаюсь набок. – И даже все еще совершенно непорочна. Вымирающий вид в кругах третьекурсниц. Так что, Керроу, папашу можете успокоить. Теперь займемся твоим барьером, ми-и-илочка…

– Что?! – я вспыхнула и покосилась на ректора, прикрывшего ладонью рот. Он там смеется, что ли? Да какого гхарра тут вообще происходит? – Так мой отец… просил вас… выяснить это?!

Не верю. Не верю, что папа мог так со мной!.. Взять и опозорить перед ректором, перед куратором, перед язвой Граймсом? А если это выплывет наружу?

Да почти уверена, Фидж в коридоре уже развесил уши! И меня вечером ждет допрос с пристрастием и кусательной пыткой.

Королевский мастер – мошек ему плотоядных под заляпанный плащ! – красноречиво хмыкнул. Настолько красноречиво, что