что немец смотрит им прямо в глаза, что он видит их и вот-вот поднимет шум. Две секунды показались вечностью. Наконец солдат отвернулся, споткнулся о камень, зло выругался и пошел дальше, к реке.

Разведчики лежали, не шевелясь и даже не решаясь дышать. А вдруг это еще не все, вдруг кто-то из немцев стоит совсем рядом и прикуривает? Или вытряхивает камешек из сапога? Они не ошиблись: буквально следом мимо сетки прошли еще двое немцев, щурясь на солнце и прикладывая ладони козырьком к глазам. Что-то они высматривали на дальнем берегу, этот берег их сейчас не интересовал.

Наконец пять фигур в немецкой форме подошли к воде, присели и с видимым удовольствием стали умываться.

Когда немцы отошли вниз по течению на значительное расстояние, ко входу подполз Павел.

– Все, ушли! Можете выбираться!

– Точно больше никого нет? –  спросил Коган.

– Нет, эти вышли из-за холма и пошли прямо сюда. Я вас позвал, а сам за куст. Хорошо, что я их вовремя заметил, а то бы не знаю, что и случилось.

Герда Кранц торопливо взбежала по лестнице госпиталя на второй этаж, где располагались ординаторские. Быстро сняв жакет, она повесила его на вешалку и из шкафчика в стене достала белый халат и шапочку. Застегиваясь на ходу, поспешила в палату, где лежал Иван Черняев. Пациенты ушли на процедуры, и только Черняев, изображая неходячего, оглохшего и онемевшего в результате ранения, лежал на кровати. Голова и шея замотаны бинтами так, что виднелись одни только глаза и рот.

– Ну, как ты, Иван? –  присев на край кровати, спросила Герда по-русски.

– Как велели, –  проворчал солдат. –  Лежу, молчу, послушно хлебаю из ложечки, когда кормит эта ваша Бригитта. А вот уколы она ставит по-фашистски.

– Терпи, солдат, –  беря его руку и щупая пульс, сказала Герда. –  Это не самое страшное. Ты в тепле, сыт и лечишься. Еще неделька-другая, и можно будет тебя отсюда выкрасть, а я подумаю, как это обставить. Привет тебе от ребят. Все живы и здоровы. Держись и ни о чем не беспокойся!

Герда едва успела встать с кровати, как в коридоре послышался звук шагов. В палату стали возвращаться немецкие солдаты. Они поспешно вытягивались и кивали, здороваясь с фрау доктором.

Выйдя в коридор, Герда нос к носу столкнулась с главным врачом. Полковник медицинской службы был недоволен, и причина его недовольства была написана на его лице. Главный врач страдал от похмелья, скорее всего, как обычно, он ночевал у себя в кабинете, и теперь у него была несвежая рубашка. И ему никак не несли аспирин.

– Вы здесь, Герда, –  глядя мимо нее, констатировал Цигглер. –  Это очень хорошо. Я должен вам кое-что сказать. Точнее, приказать. Одним словом, я жду вас в кабинете! Нет, черт, не в кабинете… Давайте отойдем вот сюда, к окну.

Главный врач с его страданиями, вздохами и метанием представлял собой сейчас жалкое зрелище. Но он был ее начальником и его приходится слушать, тем более что Цигглер покровительствовал Герде. Когда-то, четыре года назад, он чуть было не погорел на недостаче медикаментов, входящих в наркотическую «отчетную» группу. Вот тогда-то его и спасла врач Герда Кранц, подключив своих влиятельных покровителей. Все эти четыре года герр Цигглер всячески стремился показать женщине свое расположение и выказать свою благодарность. Шагов к сближению он не делал, потому что, видимо, возраст и алкоголь уже значительно подавили его мужское начало. А вот беспокойство, что может разразиться очередной скандал, а всемогущей, дружелюбной и незаметной фрейлен Герды может не оказаться рядом, волновало полковника. Что-то в последнее время явно стало меняться. То ли Цигглер должен был слететь со своего места, и он это чувствовал, то ли обстановка вокруг становилась опасной…

– Я попрошу вас, Герда, –  заговорил главврач, стараясь не дышать на подчиненную. –  Возьмите в моем кабинете коробки. Точнее, вам их погрузят в машину. Нужно срочно выехать на этот проклятый завод. Что-то у них там случилось, дизентерия, что ли, опять… Вы возьмете запас лекарств, чтобы в случае необходимости локализовать эпидемию. Этого нам только не хватало, чтобы в тылу, в Протекторате, вдруг разбушевалась зараза. Нас же потом и обвинят, может быть, даже в умышленном… Ах, не хочу даже говорить об этом. Прошу вас, Герда, выезжайте. Бросайте все дела и выезжайте прямо сейчас.

– Хорошо, герр Цигглер, –  кивнула Герда. –  Только прошу моим пациентам назначения не менять. Я вернусь и сама уточню кое-какие изменения сегодня вечером.

– Конечно, –  кивнул главврач, отводя глаза. Вид у него был виноватый.

Герда забежала в ординаторскую, переоделась. Халат можно с собой не брать. «Там есть, там их стирают и гладят», –  машинально подумала она. В дверь заглянул солдат со шрамом через всю щеку. Один из раненых, кого по инвалидности оставили санитаром в госпитале. Доложив, что коробки уложены и машина ждет внизу, он козырнул и исчез тихо, прикрыв за собой дверь.

Герда ехала на завод, думая о том, что Черняева все-таки лучше из госпиталя забрать. Он достаточно окреп, чтобы самостоятельно передвигаться, если понадобится, можно его эвакуировать из города на машине или по реке. Больше не стоит рисковать.

«Он беспомощен и без меня пропадет. Ладно, этим я займусь, когда вернусь. Теперь Макс Кауфман. Надо предупредить его, что эпидемия нарастает, немцы могут принять поспешное решение об уничтожении персонала завода, точнее, рабочих подземных цехов. Инженеров, я думаю, они не тронут. Инженеров можно изолировать и подлечить, а потом отправить в Германию на такой же завод. В любом случае что-то назревает, обстановка заметно накаляется. Теперь что касается его группы. Ее нужно поселить в районе завода и как-то легализовать. Лучше всего устроить по поддельным документам на завод. Я, пожалуй, смогла бы сделать им такие документы».

Вот и ворота предприятия. Двое охранников с карабинами подошли к машине, заглянули внутрь. Водитель предъявил свои документы, Герда свои. Охранник кивнул и ушел с документами в будку. Она видела, что он кому-то звонил по внутреннему телефону. Герда снова подумала, что она права. Вот по таким еле заметным признакам чувствуешь, что обстановка меняется. Вернув документы, охранник разрешил проехать. Ворота медленно распахнулись.

У заводоуправления несколько солдат без оружия подбежали к машине и стали вынимать коробки с медикаментами. Кранц прикрикнула, чтобы обращались с грузом осторожно. Коробки понесли к лифтам, Герда осталась возле машины.

– Франц, –  сказала она водителю. –  Я пробуду здесь не дольше двух часов. Можете пока отдохнуть. Сходите в столовую, выпейте кофе. И поставьте машину в тень.

– Слушаюсь, фрау Кранц, –  с готовностью ответил водитель.

Коробки тем временем убрали