Вопли начались почти сразу. Келдер использовал эту кислоту для того, чтобы сводить шрамы и бородавки, но, похоже, она отлично действовала и на глаза.

Ножом Сарасперу удалось лишь слегка поцарапать нос воина, но он успел одарить того содержимым другого флакона и, проскочив под ногами у схватившегося с отчаянным воплем за лицо громилы, оказался в темноте за воротами и со всех ног понесся прочь.

Прошло несколько часов, уже рассвело, когда он услышал позади вой собак. Он устало брел по краю болота, разыскивая дорогу в баронство Сиятельное. Пока что он находил только густые заросли колючих кустов и крапивы, но ни одного сухого прохода на восток: болото, казалось, тянулось бесконечно. Лай и вой стремительно приближались; на руку преследователям играл каждый поворот, который он был вынужден делать, и вскоре наступило время, когда он уже больше не мог позволить себе искать дорогу. Беззвучно рыдая от страха, он погрузился в холодную вонючую воду и, отчаянно размахивая руками и ногами, поплыл на восток, стараясь не думать о водяных змеях и других зубастых гадах, скрывавшихся под черным покровом воды, из которой то и дело поднимались крупные пузыри.

А боевые псы уже совсем нагоняли его. Мольбы, которые Сараспер обращал к Троим, уже нельзя было расслышать за торжествующими завываниями и хриплым голодным лаем своры, но все равно он, отчаянно взбивая воду, стремился туда, где росли высокие, как деревья, тростники, между которыми, озаренные лучами поднимавшегося солнца, сверкали бесчисленным множеством алмазов росинки, висевшие на широких паучьих сетях.

И вдруг навстречу беглецу, со стороны солнца, полетели охотничьи стрелы. Они с басовитым жужжанием, словно голодные осы, промчались через тростники, и передняя собака, взвизгнув, перекувырнулась через голову. Сараспер уткнулся лицом в холодный смердящий ил и продолжал ползти вперед, а над его головой свистели все новые и новые стрелы, убивавшие одного за другим могучих, страшных боевых псов.

— Эй, мастер-оружейник, подай стрелы! — приказал веселый голос.

— Сейчас-сейчас, мой господин. Да, а вы знаете, это же, наверно, собаки Яркого Знамени? Они за кем-то гонятся, может быть, за преступником, объявленным вне закона…

— Ну и что из того? Любой враг Яркого Знамени — мой друг! Все стреляйте, куда и сколько хотите — может быть, нам удастся избавить нашего любезного соседа от всех забот о своей псарне. И поделом. Это за то, что он полез со своей охотой на мою землю! Эй, Таерлит, так где же стрелы?

Скорчившись в воде, по которой неторопливо растекалась пленка крови, Сараспер Коделмер дрожал от холода и страха и беззвучно клялся Троим, что если этим утром его не прикончит случайная стрела, то он никогда не станет служить ни одному барону…

Закутанная в плащ фигура склонилась вперед.

— С-с-стало быть, ты с-с-соглас-с-сна?

Неровное дыхание на миг прервалось, послышалось всхлипывание и слабый ответ:

— Да..

— С-с-становис-с-сь на колени.

Как только женщина преклонила колени, закутанный человек разорвал лиф ее платья, обнажив тело до пояса. Второй рукой он что-то сделал у себя за спиной, а потом начал холодными пальцами размазывать по гладкой коже влажную блестящую слизь, рисуя на груди пленницы какой-то узор.

Попав на трепещущую плоть, слизь тут же начала светиться тусклым бледно-зеленым светом. И в этом свете коленопреклоненная женщина увидела, как из рукава жреца что-то выползло.

Конечно, это могла быть только змея. Гад неторопливо скользил по руке, приближаясь к женщине, раздвоенный язычок возбужденно трепетал.

— Ес-с-сли ты вс-с-скрикнеш-ш-шь, то умреш-ш-шь, — спокойно предупредил жрец и резко выбросил руку вперед.

Змея откинула голову и тут же метнулась вперед, вонзив ядовитые зубы в светящуюся грудь.

Боль оказалась ужасной. Женщина задохнулась, но все же заставила себя сохранять молчание и неподвижность. Змея блестящими глазками следила за тем, как по телу женщины медленно разливалось мертвящее пламя.

— Этот яд с-с-смертелен для вс-с-сех, кроме тех, кто с-с-служит З-з-змее, — произнес ритуальную фразу закутанный в плащ жрец, но за его сухим тоном можно было угадать одобрение. — Вс-с-стань, с-с-сес-с-стра, и прис-с-соединис-с-сь к с-с-самому с-с-святому с-с-служению, какое только извес-с-стно Дарс-с-сару.

Когда женщина с трудом поднялась на ноги, слабое свечение на ее груди превратилось в белое сияние. Откуда-то бесшумно вышли люди, так же, как и жрец, закутанные с ног до головы, и окружили ее. Их лица были спрятаны под низко надвинутыми капюшонами, но она чувствовала взгляды обращенных к ней глаз.

— Поцелуй Инициатора, — приказал жрец Змеи, вновь вытянув вперед руку. Чешуйчатая голова с теми самыми зубами, которые только что так больно уязвили грудь женщины, закачалась перед нею в воздухе, и женщина внезапно испугалась, что эти зубы вырвут у нее глаза или проткнут горло… И все же она осмелилась прикоснуться поцелуем к жестким чешуйкам, а змея немного приподняла голову и потерлась о ее губы, подобно разнежившейся мурлыкающей кошке.

И в момент этого сухого прикосновения она внезапно увидела рядом с собою не змею и не жреца, а освещенное ярким светом дня поле, где на истоптанной траве лежала огромная каменная плита, исписанная руническими знаками, вокруг которой стояло множество фигур, закутанных в плащи или мантии с большими капюшонами. И в открытых руках каждого из этих людей скользили и извивались живые змеи.

— Воз-з-зри на гробницу З-з-змеи в дальних пределах Аглирты, — прозвучал над ее ухом сухой голос, — з-з-за которой день и ночь неус-с-сыпно с-с-следят ж-ж-жрецы З-з-змеи, ож-ж-жидающ-щ-щие Пробуж-ж-ждения. Под этим камнем покоитс-с-ся во с-с-сне гигантс-с-ское тело З-з-змеи, недос-с-ступное ни з-з-заклинаниям, ни киркам з-з-землекопов, доколе не нас-с-ступит время Пробуж-ж-ждения, и тогда вс-с-ся Аглирта, не имеющ-щ-щая короля, будет пож-ж-жрана и с-с-сделаетс-с-ся царс-с-ством З-з-змеи. И тогда лиш-ш-шь воис-с-стину верные уцелеют пос-с-сле трапезы С-с-сворачивающ-щ-щейс-с-ся Кольцами — воис-с-стину верные, одной из коих ты с-с-сейчас-с-с с-с-стала, с-с-сес-с-стра.

Она почувствовала, как его совершенно человеческие губы поцеловали ее в щеку, и больше ничего не помнила.

Ее тело не рухнуло на пол всей своей тяжестью: множество рук уже было наготове, чтобы поймать его и смягчить падение.

Переломанные кости подались под нею, и Эмбра беспомощно соскользнула вниз и назад, в темноту. Хорошо, по крайней мере, уже то, что ей не нужно теперь созерцать свои сапоги и бушующий наверху вихрь, да еще и напрягать все силы только для того, чтобы набрать воздуху в легкие, сдавленные собственным весом.

Но разве от этого хоть что-то изменилось в лучшую сторону? Все, что ей удалось сделать, могло лишь немного позабавить отца и предоставить небольшую практику его магам. А ведь она могла просто дать этим воришкам немного драгоценностей и помочь им как можно быстрее выбраться с острова. Ей следовало попросить их заняться с нею любовью — о боги, как она мечтала о том, чтобы кто-нибудь овладел ею с любовью, а не для жестокого развлечения! — а затем убить ее, разрубить на части и выкинуть останки в реку, и тем самым обмануть отца и сорвать его замысел о превращении ее в «живой дух замка».