пятерку, троек нет. С едой совсем плохо. Сегодня не было во рту ни крошки до трех часов. Потом съела тарелку жидких кислых щей без хлеба и выпила две чашки с одной конфеткой. Голова кружится от недоедания. Что будет дальше? Неужели так будет продолжаться долго? Ведь это ужасно! Хлеба дают по 150 г. Пока сидишь в школе, о еде не думаешь, а домой придешь, сосет под ложечкой. Жутко!

Ну, а что же делать! Как говорится: слезами горю не поможешь. Приходится терпеть. Голод пока не такой ужасный, но впереди нам, видимо, предстоит что-то кошмарное.

Сейчас надо учиться как можно лучше. Все это пригодится на дороге предстоящей жизни. Надо мужаться! Быть выносливой и терпеть – другого выхода нет [В. П-н].

15 ноября 1941 года

Сегодня в столовой обеды резко ухудшились. Не было ничего из крупяных и мучных блюд. На второе были биточки с вырезом 100 г мяса, но так как у нас не хватало талонов, решили взять одно блюдо на двоих. Я взяла вместе с зав. библиотекой Бреневой. Отдала последние 50 г и теперь до 20 буду без второго.

В столовой предупредили, чтобы на следующий день приносили с собой карточку на крупу, так как на суп будут вырезать талоны. Начинается голодовка.

Мы-то снесем любую голодовку, даже голодную смерть, ради спасения советской власти, а вот как весь народ. Хватит ли у него сил для этого…

На днях приходил Розанов. Он приехал из Кронштадта, куда получил назначение работать в качестве начальника гарнизонной газеты. И вот Розанов заявил мне, что у него создалось впечатление, что в армии и на флоте политическое настроение гораздо лучше, чем в Ленинграде. Я спросила, на каком основании у него сложилось такое впечатление. Тогда он мне рассказал, что ему сообщили, что за Невской заставой на Октябрьском заводе рабочие устроили волынку на почве продовольственных затруднений, и когда в столовой стали вырезать талоны из продовольственных карточек за суп и за второе, устроили погром в столовой. Возглавили волынку бывшие эсеры и т. п. люди прошлого.

Сегодня вечером, в начале очередной бомбардировки, я посоветовала своим товарищам, дежурящим в институте, идти в бомбоубежище и не оставаться в помещениях института, так как наше пребывание там бесполезно и жертвы не нужны, и сама ушла вместе с ними. Это был первый случай, когда ушли организованно в бомбоубежище, и неожиданно для нас произошел большой скандал. Оказалось, что в одной из комнат, в которой не были спущены шторы, от сотрясения здания произошло самовключение настольной лампы, которая была лишь немного вывернута, но не выключена.

В результате получилось, что в то время как вражеские самолеты кружились над головой, из Мраморного дворца на Марсово поле ярко светила лампа. В окно бросали камни и разбили стекла. Зенитчики звонили и угрожали стрелять по зданию, если немедленно не будет выключен свет. Нас искали минут 20, и когда я вбежала в институт, с другого входа ввалились милиция и военные. Скандал был большой. Участковый записал мою фамилию. Мы очень раскаивались, что ушли и так получилось. Пожалуй, больше ходить в бомбоубежище не будем <…> [Е. С-ва].

«Народный комиссариат судостроительной промышленности 15 ноября 1941 года

Секретарю Ленинградского городского комитета ВКП (б) Кузнецову А. А.

Для обеспечения работ по переправочным средствам в соответствии с решением Военного совета Ленинградского фронта от 15 ноября с.г., необходимо перевести в течение семи дней на казарменное положение 1500 человек рабочих.

Согласно личной договоренности, прошу разрешить из подсобного хозяйства завода № 363 НКСП зарезать шесть коров из имеющихся тридцати двух, что дает мяса 1 т по 100 г на одного рабочего в день и даст возможность обеспечить рабочих, занятых на изготовлении паромов, мясным супом и небольшой порцией мяса. Заместитель народного комиссара судостроительной промышленности Резолюция: т. Андреенко. На рассмотрение. А. Кузнецов. 18/XI»[30].

16 ноября 1941 года

Сегодня ходила на ул. Герцена, 69 смотреть на дом, где находился И. И. По дороге попала под две воздушные тревоги и полтора часа сидела в подвале одного дома.

Попыталась вызвать И.И., но часовой отказал. Вокруг дома толпились женщины, которых часовой отгонял на противоположную сторону улицы… Так ничего узнать не удалось, где он и что с ним и почему не пишет. Наверное, его уже нет здесь. Может быть, получил назначение и срочно отбыл, не успев написать письмо. Придется терпеливо ждать известий, если таковые будут…

Посетила баню Октябрьского района. В бане холодно, вода чуть теплая, но посетителей много. Среди голых женщин выделяются несколько исхудавших до состояния скелета, но не видно ни одной толстой. Все вылечились от ожирения. Не надо ехать в Кисловодск. <…>

После бани зашла к Силиным, знакомым по родной деревне. Хотелось узнать новости из Ярославской области. Александра Николаевна сообщила, что ее племянница Валя прислала мужу письмо, в котором писала, что им придется еще раз эвакуироваться, так как к их местности приближается фронтовая полоса. Она пишет, что в нашу деревню доносятся звуки артиллерийских орудий со станции, куда прилетают вражеские бомбардировщики. Письмо было послано в октябре. <…>

Я, в свою очередь, рассказала о том, что получила телеграмму от дочери, датированную 1 ноября из Мышкина, и там все благополучно. Она успокоилась, я, наоборот, обеспокоена ее сообщением. Там мои дети. Неужели им грозит опасность или мыканье на положении беженцев? Такая тоска. Нет известий ни от мужа, ни от детей <…> [Е. С-ва].

Почти год, как я не брала в руки свой дневник. Этот год принес нам страшную беду, имя которой – война. Но не буду забегать вперед и постараюсь вспомнить и описать все примечательное, что случилось со мной.

Учебный год закончился благополучно, экзамены сдала хорошо. После анатомии большой компанией отправились на острова, в ЦПКиО им. Кирова. Был теплый солнечный день. Мы бродили по парку, катались на лодках, любовались тенистыми аллеями, великолепными дворцами и видом на Финский залив. Поговорили обо всем, о сданных экзаменах, предстоящих каникулах, планах на будущее. Все было чудесно!

21 июня уехала на дачу в Карташевку. Поселилась в том же доме и у той же хозяйки, что и в прошлом году, только комната досталась получше. Комната славная, к тому же я оказалась не одна, а с девочкой из нашего двора Тамарой С.

На другой день мы были потрясены. Германия напала на нас! Боже, как это подло и низко! Заключить договор и так вероломно обмануть!

Мы не поехали домой, остались до 14 июля. За