– С тобой все в порядке?

Она кивнула.

– Опять кошмары?

– Да.

* * *

Он вылез из-под простыней и подобрал с пола штаны. Бекки смотрела на него, за все это время впервые ясно видя его тело и то, как он выглядит. Оказалось, его мужское начало все еще возбуждало ее.

Впервые за это время. Надо же.

Натянув штаны, он поднял рубашку и влез в нее. Когда повернулся к ней, их взгляды встретились.

– Расскажи мне о своем сне, – попросил он.

– Не стоит. Неважно.

– Это важно, Бекки. – Он осторожно присел на край кровати.

– Все хорошо.

– Нет. Не хорошо. Я не знаю, как правильно сказать… эх. Я знаю, ты веришь, что это не просто сны, думаешь, что я… ну… не пытаюсь даже понять. Но поверь, я хочу понять, очень хочу. Взгляни на это с моей стороны.

– Я пыталась.

– Я хотел сказать… мы можем начать все сначала?

– Ты о чем?

– Я хотел бы начать все сначала. Но… наверное, это надо сказать как-то иначе… я не знаю как.

Она на мгновение замолчала. Потребность и желание угодить шли от Монти подобно волнам тепла. Не так давно она вспомнила, как попросила его обещать, что между ними ничего не встанет, и он пообещал. И вот это встало между ними, так же прочно, как металлическая стена.

– Чего ты хочешь? – спросила она.

– Хочу послушать тебя. Расскажи мне о снах. Я не буду пытаться их объяснить. Никакой популярной психологии, обещаю.

Она слабо улыбнулась.

– Монти… я знаю, что в это трудно поверить. Просто эти вещи настолько реальны… – и, прежде чем сама поняла, что делает, она снова рассказывала ему все о своих снах, описывая новые детали, еще более безумные и сюрреалистические – о монстрах и окровавленной деснице.

– Не знаю, может, я просто схожу с ума. Я уже ни в чем не уверена. Но эти сны не похожи на обычные кошмары. В них все отчетливо. Я слышу звуки, чувствую запахи и даже вкус, Монти. Дуновения ночного ветра… Более того, ощущаю такой всепоглощающий страх, будто иду с завязанными глазами по доске над пропастью и вот-вот упаду.

– Я верю тебе, – мягко сказал он. – Мы можем что-нибудь с этим сделать? В смысле, давай посмотрим на все так: эти сны реальны. Они что-то значат. Но что именно? Как нам их разгадать и понять, что нам грозит?

– Я не знаю. Может, это символы. Меня преследуют монстры. Черти, дьяволы, не знаю, как их назвать. Мы уже проходили через это раньше. – Бекки настигло внезапное чувство, что беспокойство Монти было еще одним способом привести ее на путь психоанализа, но она не сказала ничего вслух. Презумпция невиновности, старушка. Всегда должна быть презумпция невиновности.

Монти покачал головой:

– Честно, я в тупике. Я не знаю, что значит окровавленная рука. Та женщина – ты сама, тут все понятно. Монстры – надвигающаяся угроза. Но от кого нам ее ждать? И нам ли ее ждать вообще? Я… не понимаю.

– Прошло всего пять секунд от силы, а ты уже хочешь все понять.

– Я…

– Ладно, извини. – Ей вдруг стало стыдно. – Послушай, Монти. Может, ты прав, и все это – лишь в моей голове. Не стану врать тебе, этот разговор… в смысле, даже то, что мы просто говорим об этом и ты меня слушаешь, а не пытаешься слепо жалеть, – это мне помогает. Я не могу разобраться в себе с наскока, но мне лучше. Как в старые времена, когда мы сидели, болтали и решали мировые проблемы.

– Наивняк, правда? Мировые проблемы решали, а вот как с собственными…

– Да. Дурачье.

– Может, хочешь еще что-то рассказать?

– Нет. Не сейчас. Пока достаточно. Не хочу торопиться. – Она потянулась и взяла его за руку. – Хочешь, я приготовлю завтрак.

– Я был бы не против.

Встав с постели, Бекки сняла пижаму, взяла рубашку и джинсы.

Повернувшись и держа одежду перед собой, она наткнулась на вожделеющий взор Монти. Он выдавил хилую улыбку. Она продолжала смотреть на него… и наконец дала одежде упасть.

– Эй, здоровяк, не желаешь опрокинуть меня в сено?

Боже мой, пронеслось у Монти в голове, ей правда этого хочется.

– Конечно.

Не торопись, твердил он себе, будь неспешным и нежным.

Он разделся, и вместе они забрались под простыни. Он коснулся ее бедра, и их губы встретились… но, когда его эрекция коснулась ее живота, она рванулась прочь и закричала.

6

– Ты… ты уверена, что все в порядке?

– Да, Монти. Хватит спрашивать, это действует мне на нервы.

– Прости. Я просто волнуюсь. Вот, выпей еще кофе.

Обхватив чашку обеими руками, Бекки отпила немного.

– Господи, прости меня, Монти. За все время…

– Что ты, не извиняйся.

– Все было хорошо, пока я не закрыла глаза. Твои губы… они были… как у того парня.

(Крикнешь – и я вырежу тебе сердце.)

И я вновь почувствовала этот запах, его дыхание, вонь пива и луковых чипсов. И простыня запуталась у меня в ногах, будто руки того, второго, чье лицо я не запомнила.

(Держи ее… держи.)

И я вспомнила, как меня привязали за руки, и этот парень забрался на меня, хрипя, как другой держал меня за ноги. Это было как… вернуться назад во времени. Словно ты был не ты, а он.

(Дернись, и я тебе глотку перережу, сука.)

Будто меня снова… держали. Я чувствовала его запах, слышала песню Рэя Чарльза – я же говорила тебе, что выбросила ту пластинку? Чувствовала, как он давит на меня своим… членом.

– Я понимаю. (Господи, он будто отнял ее у меня!)

– Клянусь, дело не в тебе. Я… даже хотела этого. Впервые за все время, но стоило закрыть глаза…

– Я знаю. Не переживай больше.

– Мы так давно не любили друг друга, Монти…

(Больше трех месяцев… но это неважно.)

– Это не твоя вина.

– Обними меня, Монти.

– Конечно.

7

12:35

На обед были бутерброды с тунцом, жареная картошка и холодный чай. И без того больной желудок Монти бунтовал. Он даже обрадовался, когда Бекки настояла, чтобы он пошел рыбачить. В его смутные планы входило закинуть пару раз удочку, но пока он даже не видел, что лежит у Бомонтов в сарае. В юности Монти был неплохим рыбаком. Может, рыбалка приведет его мысли и чувства в порядок? Надев свитер – на улице дул холодный ветер, – он поцеловал Бекки в лоб и пошел в сарай.

Найдя ключ от сарая и раздобыв внутри удочку и поплавок, он отправился к озеру и пару раз закинул крючок на пробу. Оказалось, хватка никуда не ушла. Точность чуть сбилась, но спасибо Богу и за то, что есть. Почему-то ему стало важно, что хоть что-то – пусть лишь отчасти, – осталось таким, как прежде.