— Луц, Кам, нам надо, чтобы они въехали в деревню и разделились на части. Нас всего двадцать пять человек, я не ожидал, что их будет так много. Смотрите сюда, семь самураев, — это что... не знаю, но план в голове выстроился.

Утро было солнечным, быстро рассвело. Меня потрясли за плечо:

— Ваша светлость, машут.

В створе улицы кто-то крутил над головой серый флажок, вчера я строго предупредил, что не надо бегать и суетиться, достаточно договориться о знаках флажками. Командиры прониклись и удивленно переглянулись.

— Пых, выгоняй своих. Кам, давай.

Трое мужиков стали возле нашей избы материться и грузить телегу. Две фигуры в женских платьях — это удалось только моим личным приказом — ковырялись у колодца. Я выглянул в чердачное окно, отряд всадников втянулся в деревенскую улицу и сразу застрял, куча бревен заставила их вытянуться почти в колонну.

— Ждем, — повторил я. Последний всадник прошел бревна, — первый пошел, — с противоположной стороны чердака замахали флажком.

Ворота переулка распахнулись и стадо коров и прочей живности, собранные со всей деревни, поперли на улицу разделяя пришедших на две части. Там заорали, но их командир зашикал и передний отряд продолжил движение, а задние пытались пробиться сквозь скот.

— Второй пошел, — теперь уже с правого проулка выехала телега с дровами, возница сделал вид, что испугался, защелкал кнутом, лошадь дернулась, вклинилась вместе со своим возом в кавалькаду. Послышалась ругань, всадники закрутились. Возница застопорил колеса и нырнул под телегу.

На улицу перед передними всадникам выскочили двое гвардейцев:

— Стой, кто такие?

— Бей! — у командира противника не выдерживают нервы, он вытаскивает меч и бьет сверху по подставленному щиту, гвардейцы прыгают обратно за крыльцо.

— Огонь, — на улицу вылетел горящий факел, сразу же из-за заборов, из окон, из-за углов домов по противнику ударил арбалетный залп, и следом почти сразу второй. Ржанье, мат, кони встают на дыбы, под ноги им летят еще факелы. Несколько человек падает вниз, среди них командир, про него я предупредил особенно:

— Лучших двух стрелков по командиру.

Переодетые бабы и мужики вытаскивают мечи и ссаживают с коней еще пару человек, кто-то из неприятелей пытается командовать:

— Вперед! На прорыв!

— Луц!

— Отойти! — орет тот. Наши убираются с площади, всадники, которые смогли пробраться через стадо и телегу, проскакивают место засады, выскакивают на площадь, но дальше все выезды перекрыты, дорога завалена бревнами и торчит вперед кольями и рогатками. Задние, наоборот, разворачивают коней, но улица уже перекрыта, и из-за бревен летят стрелы и копья.

— Спешиться! — тот, кто остался у них за командира, берет власть в свои руки. Дружинники Сана, прикрываясь конями пытаются собраться в одну кучу. Это плохо, доводить дело до свалки не хочется, будут большие потери. Я решаюсь и выхожу на крыльцо:

— Стоять всем! Не стрелять! Слушать меня! Я герцог Поду. Вы на моей земле напали на моего гвардейца. Я в своем праве повесить вас всех как разбойников. Вы окружены и отсюда уйдете или моими пленниками, или мертвыми. Предлагаю сдаться. Не слышу!

— Мы сдаемся.

— Это правильно. Оружие в кучу, сами сели на корточки вдоль этого забора, кто дернется, нашпигуем стрелами. Командир ко мне. Коней увести, оружие убрать, скот загнать обратно, раненых перевязать всех и своих, и чужих.

Ко мне подвели пожилого усатого дружинника, тот оглядывался на своих, которых рассаживали невдалеке.

— Скажи мне, вояка, что приказал вам барон Сан.

— Приказывал не он, а сын его, я со своим десятком должен был прикрывать вот этого, — он махнул на убитого командира, — а он...

— Ну, договаривай.

— Здесь ваших побить должен был.

— Скажи мне, что Сан готовиться со мной воевать? Сколько человек собрал? Когда?

Тот поник головой.

— У тебя там все молодые, не заставляй меня отдавать их палачу. Они скажут, но зачем нам с тобой брать на себя этот грех? Я знаю, что у вас говорят, что я детей ем и из костей ложки делаю, — Луц сбоку заперхал аж, — но это неправда. Ваш барон отравил моего отца и брата, да, да, не смотри на меня так, ваши же люди все рассказали. Такая тварь жить не должна и не будет. Ну, что?

— Готовятся. Собрали человек двести, ну, теперь без тридцати, — он усмехнулся.

— Свои или наемники?

— Всем обещали добычу с города и замка, и свои, и пришлых от баронов полно, вплоть до разбойников, всех снарядили.

— И когда?

— Лодки собирают выше по течению, и паромы для лошадей, скоро начнут переплывать. Больше ничего не знаю.

— Хорошо, чего ты оглядываешься, сын что ли там?

— Пощадите, ваша светлость.

— Жив, значит будет жить, не бойся. Луц, порядок навести, жителей выпустить, пленников, кто помоложе заставь могилу копать, пусть запоминают, что такое война с герцогом Поду, спроси только у Пыха где копать. Ты, как зовут то?

— Виноват, ваша милость, десятник Уга.

— Возьми человека, запиши, кто из ваших погиб, чтоб не пропали безымянными, — тот вскинул на меня